Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Поэтому Комиссия по международному праву завершила разработку Нюрнбергских принципов в отсутствие Корецкого. Окончательная редакция была относительно прямолинейна и близка по тексту к Уставу МВТ. В ней утверждалось, что преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности являются согласно международному праву наказуемыми преступлениями. Утверждалось также, что соучастие в любом из этих преступлений тоже наказуемо, и в этом принципы шли дальше, чем нюрнбергский приговор, который ограничил обвинение в соучастии преступлениями против мира. Нюрнбергские принципы утверждали, что главы государств несут уголовную ответственность, а исполнение приказов вышестоящих не снимает ее. Большинство этих положений близко следовали первоначальным доводам Трайнина в книге «Уголовная ответственность гитлеровцев». Идеи Трайнина о преступлениях против мира и соучастии продолжали влиять на дискуссию о международном праве, несмотря на то что сам Трайнин угодил в опалу в СССР.

Комиссия по международному праву в своей формулировке Нюрнбергских принципов решила по крайней мере в ближайшей перспективе последовать примеру Нюрнберга и оставить без дефиниции термин «агрессия». Но эта комиссия расширила понятие «преступлений против человечности» – которые определила как «преследование на основе политики, расы или религии», – специально чтобы включить в него действия, совершаемые правителями против их собственных народов[1472]. Тут она зашла гораздо дальше Устава МВТ и нюрнбергского приговора.

Дискуссии о правоприменении прошли в Комиссии по международному праву гораздо глаже в отсутствие Корецкого. Большинство делегатов высказывались в пользу создания международного уголовного суда. Но они понимали, что МВТ собрался только благодаря полной капитуляции стран Оси – и что в нынешней обстановке заставить страны согласиться на международный уголовный суд с обязывающей юрисдикцией будет как минимум непростой задачей. В конце концов комиссия заключила, что учредить такой суд было бы желательно, несмотря на значительные проблемы. Комиссия послала свои результаты и свою формулировку Нюрнбергских принципов в Шестой (правовой) комитет ООН, который утвердил их и передал в Генеральную Ассамблею. В декабре 1950 года Генеральная Ассамблея разослала их правительствам и задала принципиальный вопрос: оставить их в виде отдельного документа или включить в Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества? Генеральная Ассамблея также решила создать еще один комитет, на этот раз для изучения вопроса о создании международного уголовного суда[1473].

* * *

К тому времени язык прав человека уже регулярно использовался в холодной войне как политическое оружие. Советские руководители, писатели и юристы часто обвиняли Запад в агрессии и преступлениях против человечности по всему миру[1474]. Трайнин благодаря тому, что был хорошо известен западным юристам и дипломатам, по-прежнему играл для СССР важную пропагандистскую роль, хотя и оставался в Москве на положении невыездного. Летом 1950 года, после начала Корейской войны, он написал несколько докладов и статей, обвиняя США в геноциде в Корее и развивающихся странах и в подготовке к «третьей мировой войне» против СССР и «народных демократий» Восточной Европы[1475]. Американские власти в ответ обвиняли СССР в том, что он пытается «связать руки ООН и обмануть мировое общественное мнение» своими заявлениями в поддержку мира, одновременно поддерживая и поощряя коммунистические перевороты в Европе и Азии[1476]. Американские журналисты тоже ссылались на Нюрнбергские принципы, призывая к санкциям против Советского Союза. В июле 1951 года в редакционной статье в вашингтонской газете «Ивнинг стар» писалось, что «та же Россия, чьи представители заседали в Нюрнбергском суде», планировала вторжение в Южную Корею и должна нести ответственность за «преступления против мира»[1477].

Советские юристы, участвуя в этих перепалках, одновременно с большим трудом пытались нащупать специфически советский подход к международному праву. В 1951 году Коровин сделал отважную попытку, опубликовав новый учебник, в котором провел границу между «буржуазным» и «социалистическим» международным правом. Но он попал под огонь, когда МИД выступил против его формулировки как противоречащей «дипломатической практике Советского государства». Тезис Коровина стал главным предметом обсуждения на партийной конференции в Академии наук в 1952 году, подтвердившей, что существует «только одна система международного права» – но две противостоящие политические системы, социалистическая и империалистическая. От советских юристов ждали, что они будут разоблачать нарушения международного права государствами из империалистического лагеря[1478]. Коровин за свою ересь был снят с поста директора Института права, но в остальном не пострадал.