Судьба

Мы снова – ребенок на крыше. Мы смотрим, как невероятно белый, ослепительный свет окутывает побывочный корабль и рассеивает лучи, словно солнце. Но эти лучи изогнутые, будто корни или вены. Как черные «пальцы», обхватывавшие лицо предателя Кайры Ноавек, когда она убила нашего владыку.

Яркость растекается по океану, подталкивая водную гладь. К берегам Воа подкатывают огромные волны. Яркость прорывается вверх, прожигая облака и доходя до самой атмосферы. Или это только кажется. Словно стена света рушится в одночасье, как по щелчку.

Поднимается ветер. Он ревет, в наших ушах звенит. Ветер так силен, что сбивает нас с ног. И не слегка, а откидывает на несколько метров вперед. Мы врезаемся в черепичную крышу. Она обрушивается на нас – и мы теряем сознание.

Нас сотни.

Сотни затихающих сердец.

19

КАЙРА

Я стояла у экранов в столовой вместе с шотетскими диссидентами. Мы все сбились в кучу: враги, друзья, возлюбленные, незнакомцы стояли плечом к плечу и наблюдали, как побывочный корабль разрывает в клочья.

Он многое для нас значил. Был и частью истории, и символом свободы, и святыней, и рабочим местом, и символом нации, и защитой, и возможностью спастись бегством.

Он был домом.

Пока я пересматривала запись снова и снова, мне вспомнился шкаф матери с ее одеждой и обувью. Практически все было мне мало и чересчур для меня элегантно. Я нашла там секреты, запрятанные в карманы и коробки из-под обуви: любовные письма отца с тех времен, когда он еще не совсем ожесточился; этикетки от бутылок с обезболивающим и пачки из-под таблеток, которые она принимала, чтобы забыться; след от помады на шарфе, принадлежавший другой женщине, – напоминание о романе. Это была история ее несовершенной жизни, запечатленная в пятнах и клочках бумаги.

Я оставила там свою историю – разбитый камин, броню, что светилась в лучах солнца, и многочисленные полки с видеозаписями других миров – танцы, бои, строительство и ремонты. Это помогало мне забыться, когда от боли становилось трудно оставаться в собственном теле. Было моим успокоением в отчаянии.

Там я впервые влюбилась.

А теперь этого места не стало.

Запись запустили в четвертый раз. Я почувствовала, как в меня упираются чьи-то пальцы. Я инстинктивно отстранилась, чтобы мой токодар не причинил кому-то боль, но рука снова с настойчивостью нашла мою. Я развернулась и увидела Теку. Ее глаза были наполнены слезами. То ли она хотела моей боли, то ли желала облегчить мои страдания – в любом случае я продолжила держаться за нее, изо всех сил сдерживая токодар.

Тека держалась за меня всего тик или два, но того было достаточно.

Мы молча просматривали запись снова и не могли отвести от нее взгляд.

Позже я лежала, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала.

Акос забрался на мою койку и свернулся возле меня. Я не возражала.

– Это я сказала им эвакуироваться. По моей вине так много людей оказались на корабле…

– Ты старалась помочь, – успокаивал Акос. – Все, чего ты хотела, – помочь.

Это не обнадеживало. Не важно, что старался сделать кто-то, – важно, что из этого вышло. Тысячи смертей – вот что вышло. Я несла ответственность за эту утрату.

По-честному, мне следовало отметить на руке каждую жизнь до единой, чтобы почтить их память. Но у меня не было столько кожи.

Акос сжал меня так крепко, что я спиной ощущала, как бьется его сердце. Я снова разрыдалась.

Уткнувшись лицом во влажную наволочку, я уснула.

20

СИЗИ

– Подтверждено. Код 05032011. Запуск.

Некоторые события, если чувствуешь, что они важны, необходимо складировать в маленьких ячейках памяти. Это как раз необходимо проделать с речью Исэй Бенезит, которая отдает приказ напасть на Воа. Дикция канцлера четкая, она проговаривает каждый согласный звук отчетливо и не запинается. Когда Исэй договаривает, она вскакивает из-за стола, за которым вела переговоры с генералом Теном, и уходит, отпихивая протянутую руку Аста.

Атака произойдет незамедлительно. Для осуществления противотокового взрыва Пита одолжила нам корабль, предназначенный конкретно для этой цели, который направился к Туве. Экипаж корабля составляли уроженцы Питы, за исключением генерала Тена, главнокомандующего вооруженными силами Туве. Именно он жал на кнопку, подчиняясь тувенскому закону.

Я представила, как раздвигаются створки люка, и длинный, узкий, прямоугольный снаряд летит вниз… летит… летит… В этом есть какая-то романтика. Романтика, в которой есть место странной грубой жестокости.

Мы с Исэй и Астом наблюдаем за происходящим из каюты канцлера. Корабль Ассамблеи обращен к солнцу, потому стекла затемнены и показывают нам заваленную снегом Шиссу. Крохотные хлопья налипают на объектив, который снимает видео. Так что практически все время картинка размыта. Белые пятна выделяются на фоне черного ночного неба. Все же среди них мне удается разглядеть зависшие под облаками, словно застывшие, капли дождя, домики… Шисса не была мне домом, но там я училась и узнала, как жить вдали от матери и ее нескончаемых пророчеств. Поэтому Шиссу я любила.