Судьба

Цисами наконец перестала притворяться спящей и неохотно встала. Господин Аки отправился с семьей кататься на лодке по озеру. Днем предстояла работа в Четвертом дворце. В кои-то веки Цисами выпало свободное утро, а она даже выспаться не могла. Недовольно ворча, она поднялась. Поручение Чифаны с тем же успехом можно было передать остальному отряду.

Цисами надела чистую одежду и большую шляпу, которая скрывала лицо почти целиком, и вышла. В коридоре она принялась писать на руке: «Встречаемся сейчас. За завтраком, как обычно. Обязательно».

После недолгого затишья посыпались ответы.

«Я всю ночь колотила отребье, не желающее работать. Я устала. Давай попозже».

«Мы как раз репетируем соло».

«Нет».

«язанят цветок»

Цисами с досадой полоснула себя по руке до крови.

«Сию секунду, ленивые кретины. Не забывайте, зачем вы тут».

В конце концов она убедила явиться немедленно всех, кроме Цвеи. Он не мог удрать с репетиции, не рискуя разоблачением. Цисами с неохотой уступила, но все равно это ее бесило.

Она решила нанести Цвеи визит, поскольку театр Пленных Грез находился как раз по пути. Цисами направилась по дорожке для слуг к Первому дворцу; она шла вдоль главной аллеи, пока не нашла лестницу, прилепившуюся к каменной стене. Прыгая через три ступеньки, она поднялась наверх.

Там находилась лужайка, на которой посреди искусственного пруда плавал княжеский театр. Янсо велел выкопать пруд исключительно для этой цели. Театр был роскошен, но, судя по всему, князь буквально не знал, куда деньги девать.

Цисами нашла Цвеи, который разучивал гияньскую народную песню под аккомпанемент флейты. В песне говорилось о мальчике, увидевшем, как богач уронил толстый кошелек, набитый золотом и серебром. Мальчик вернул кошелек богачу и получил в награду серебряный лян за честность. Когда он пришел домой к своей бедной семье, отец прибил его за гордость и глупость.

Цисами прислушалась. В песне сливалось много мелодий, но голос Цвея был на диво красив. Он скрывал свой талант от отряда. Цисами ждала окончания. Если бы дворцовая служанка Кики прервала репетицию, на нее посмотрели бы с неудовольствием. Артисты стояли рангом выше прислуги.

Чтоб убить время, Цисами наблюдала за рабочими, которые вешали люстру. Она представила, как толкает шаткие подмостки, и все сооружение с грохотом валится наземь. Цисами вздохнула. Даже мысли о чьей-то смерти утратили притягательность. Она продолжала фантазировать и в конце концов вновь задумалась о том, о чем часто думала в последнее время: чем бы она занималась, если бы не стала тенью-убийцей?

«Спасибо, папочка». В один прекрасный день она собиралась поставить точку – найти своего дорогого отца, который продал ее Союзу в попытке отсрочить собственное убийство, и забрать должок. За это Союз платил из своего кармана – и всегда платил неплохо. Цисами задумалась, почему до сих пор не свела счеты. Она ненавидела отца за то, что он отдал ее Союзу, но всегда находила повод его пощадить.

– Потому что однажды он подарил тебе фиолетовую лошадку, – буркнула она.

Цисами очень любила Блестящика. Лишь много лет спустя она выяснила, что отец платил подручному конюха, чтобы тот каждую неделю красил Блестящика в фиолетовый цвет. Он был хорошим отцом… а потом перестал. Вместо того чтобы защитить дочь, он пожертвовал ею ради собственного спасения. При мысли об отце у Цисами всегда портилось настроение.

К счастью, репетиция наконец закончилась. Цвеи приблизился, вытирая мокрый лоб и влажные волосы. Цисами всегда чувствовала легкую досаду, стоя с ним рядом. Он был слишком высоким.

– Что случилось, Кики? Как тебе представление?

– Неплохо. Лучше, чем я думала, – признала та.

– Не самая моя любимая пьеса, но зрителей будет много. Князь хочет устроить спектакль после переговоров, – Цвеи напыжился. – Я прославлюсь!

– Твой звездный час, а?

Цвеи, видимо, забыл, кто он такой.

– Вот именно, – он, конечно, не понял намека. – Что тебе нужно, Кики?

– Заказчик хочет, чтобы ты поджег главную конюшню.

– Ты сказала, что поручение будет мелкое. Поджечь конюшню в поместье – это не пустяки. Тем более что князь мне покровительствует.

– Значит, лучше не попадайся. Пожар нужен достаточно крупный, чтобы конюхам пришлось на неделю-другую перевести лошадей в другое место.

– Я не соглашался быть поджигателем, Кики. И вообще, почему я? Конюшни находятся в другом конце поместья!

– А я взяла тебя в отряд не в качестве ведущего тенора. Ничего не попишешь. Делай что приказано. И не тяни.

– Но… – вид у Цвеи был несчастный. – Ладно, командир.

Цисами, честно говоря, тоже не радовалась. Она не возражала против мелких поручений, но при мысли об убийстве близняшек у нее все переворачивалось в животе. Цисами не покидало легкое отвращение. По правде говоря, она сама не знала, отчего расстроилась сильнее – оттого что ей велели убить ребенка или оттого что ее это выбило из колеи. В любом случае при воспоминании о разговоре с Чифаной Цисами мутило.

– Эй, Кики, – окликнул ее вдогонку Цвеи.

Его фарфоровое лицо покраснело, когда он взглянул на певцов, которые все притворялись страшно занятыми.