Читаем Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 полностью

Такая политика продемонстрировала бы черствое равнодушие к судьбе чехов. И предположим, что спасение чехов косвенно привело бы к возрождению России? Как тогда эта великая держава, возродившаяся и преображенная, посмотрела бы на союзницу, чьи войска отсутствовали на полях сражений, где немцы и большевики встретили бы свое поражение?

Гордый американский президент, сам того не сознавая, призвал: «Господа, делайте ваши ставки!»

Никто, кроме Японии, не мог позволить себе делать ставки, но никто и не мог позволить себе отказаться, и все они вступили в игру.

<p>Глава 10</p></span><span></span><span><p>Государственный переворот</p></span><span>

Колчак вернулся в Омск вечером 16 ноября. Его поезд, в котором также ехали полковник Уорд и его Мидлсекский полк, был остановлен в Петропавловске, чтобы дождаться прибытия Болдырева, похожего на медведя главнокомандующего, направлявшегося на фронт. Колчак и Болдырев совещались пять часов. Из осторожных комментариев Колчака после окончания совещания Уорд сделал вывод, что обсуждались полномочия и обязанности адмирала как военного министра. Впоследствии Уорд отмечал: «Я подозревал, что обе правительственные группировки серьезно взялись за дело и что каждая решила уничтожить другую». Уорд подумал, что жизнь Колчака в опасности, и приказал своим людям зарядить винтовки.

Омский нарыв созрел и готов был вот-вот прорваться. Директория сменила железнодорожные вагоны на городские квартиры, а для управления «государственным кораблем» заняла здание гимназии, однако ее мнение значило в делах не больше чем кукование кукушки стенных часов в шумном кабаке. Совет министров правого толка, принимая решения, все реже использовал Директорию даже для их утверждения. Ничто не работало, никто не знал своего истинного места, город полнился слухами и интригами, под угрозой был общественный порядок. Русские питали все большее отвращение к самим себе, а когда такое случается, они либо впадают в апатию, либо прибегают к крайним мерам. В Омске было полно причин для отвращения и недовольства, и казалось, что в любой момент посреди Гражданской войны разразится еще одна Гражданская война.

Некоторое время поговаривали, особенно в военных кругах, о диктатуре, и 17 ноября, на следующий день после возвращения Колчака с фронта, к нему обратились офицеры из Ставки: они заявили, что Директория доживает последние дни и «необходимо создание единой власти». На вопрос Колчака, как они представляют эту новую единую власть и «кого предполагают на это место выдвинуть для того, чтобы была единая власть», офицеры открыто высказали свое мнение: «Вы должны это сделать».

Колчак отказался. Он считал, что ему, как действующему офицеру, неприлично связываться с таким проектом. В любом случае за ним не было армии и он был новичком в сибирской политике. В тот же день он заявил Совету министров, что намеревается подать в отставку с поста военного министра, как только Болдырев вернется в Омск. Затем он либо отправится на фронт, либо посвятит всего себя Морскому министерству.

Двумя неделями ранее один из членов Директории написал своим коллегам-социал-революционерам в Екатеринбург: «Каждое утро мы сидим и ждем, что придут нас арестовывать». В ночь с 17 на 18 ноября их предчувствия оправдались. Авксентьев, автор письма, и Зензинов, второй представитель социал-революционеров в Директории, с пятью другими членами их партии находились в квартире заместителя министра внутренних дел Роговского, также социал-революционера. Как у всех министров в те неспокойные времена, у Роговского была охрана, но это не помешало казакам атамана Красильникова, смутьяна несколько меньшего калибра, чем Семенов, ворваться в его дом. Казаки арестовали Авксентьева, Зензинова, Роговского, еще одного гостя и сопроводили их в штаб-квартиру Красильникова, разместившуюся в Сельскохозяйственном институте на окраине Омска.

Члены правительства узнали о похищении ранним утром 18 ноября, но о судьбе похищенных ничего известно не было. На шесть часов утра назначили внеочередное заседание. Генералы и политики в полной темноте пробирались к большому дому рядом с кафедральным собором, который при царизме был резиденцией губернатора. Для общего отношения к Директории, господствовавшего в Омске, характерно то, что ни один из собравшихся министров не предложил предпринять никаких штрафных санкций против Красильникова и его казаков. «Одни предложили, – вспоминал Колчак, – считать факт ареста ничего не означающим, тем более что три члена Директории, большинство, остается… Второе мнение было таково, что Директория после того, что случилось, остаться у власти не может… Раз члены правительства подверглись аресту и не могли этому противодействовать <…> они должны сложить с себя полномочия. Раз они арестованы, то тем самым они перестают быть властью».

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в переломный момент истории

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное