Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Невозможно было бы более ясно сформулировать свою позицию: фактические правители Омска, по сути, объявили, что считают своих официальных правителей расходным материалом, не представляющим ценности. Один из трех уцелевших членов Директории подал в отставку и покинул здание. Теперь Директорию, состоявшую из пяти человек, – а Болдырев отсутствовал, – представлял на заседании лишь один из ее членов, достойный адвокат П.В. Вологодский. В последовавшей дискуссии никто не прислушивался к его претензиям на верховную власть.

Ликвидация Директории хотя и казалась популярной мерой, едва ли была конструктивной. После двух часов разговоров министры поняли, что время не терпит. В Омске еще царило спокойствие, но министрам доложили, что казаки находятся в полной боевой готовности, улицы патрулируются бдительными казачьими разъездами. Невозможно было предсказать, как проснувшийся город отреагирует на неизбежные слухи. «Поднялся вопрос о том, – вспоминал Колчак, – что если такое неопределенное положение продолжится, то можно ожидать каких-нибудь крупных и серьезных событий».

В этот момент кто-то заявил, что единственно верным решением является военная диктатура. Предложение было принято практически единогласно, и тут же выяснилось, что большинство присутствующих считает Колчака единственным подходящим кандидатом. Сам адмирал поддержал кандидатуру Болдырева, который и на германском фронте командовал армией и теперь как главнокомандующий пользуется доверием войск, и с политической точки зрения к нему нет серьезных претензий. Про себя же Колчак сказал, что он, мол, новичок в Сибири и армии, как командир неизвестен. Следовательно, Болдырев – более надежный выбор.

Колчак не был лицемером, и нет причин подвергать сомнению искренность его доводов, хотя они основывались не столько на вере в Болдырева, сколько на собственном нежелании занять предложенный пост. В письме жене, написанном вскоре после того совещания, Колчак говорил о пугающем бремени верховной власти и о себе как о воине, не желающем решать проблемы государственного управления.

Когда Колчак закончил свою речь, председательствующий на совещании Вологодский сказал, что мнение Колчака будет принято во внимание, и предложил адмиралу, во избежание неловкости, покинуть зал на время обсуждения столь близко касающегося его вопроса. Колчак покинул зал заседаний и довольно долго просидел в кабинете Вологодского. В конце концов к нему пришли и объявили, что Совет министров решил перейти в подчинение верховного правителя и предложить этот высокий пост Колчаку. Колчак вернулся на заседание, и Вологодский зачитал эти решения официально. Колчак, по его словам, «увидел, что разговаривать не о чем, и дал согласие».

Позже в тот же день он подписал следующий декрет:

1. Сего числа постановлением Совета министров Всероссийского правительства я назначен верховным правителем.

2. Сего числа я вступил в Верховное командование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

В воззвании к народу он заверил: «Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю: создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка».

Пока верховный правитель набрасывал эти обнадеживающие слова, пулеметы Мидлсекского полка сторожили подступы к Ставке и правительственным зданиям. В городе все еще было спокойно.

Мы никогда не узнаем всей правды об этом государственном перевороте. Не ручаясь за достоверность, можно предположить, что если Красильников не расстрелял своих пленников на месте (убийства по политическим и разным другим мотивам случались в Омске почти каждую ночь), то его кто-то сдерживал и он действовал по поручению людей, не столь безответственных и бессердечных, как он сам. Но что это были за люди и чего они желали добиться свержением Директории, выяснить невозможно.

Однако, надо полагать, сам адмирал никоим образом не был вовлечен в заговор и даже не подозревал о нем. Колчак вернулся в Омск менее чем за тридцать шесть часов до арестов. По природе своей он не был заговорщиком, у него не было в Омске друзей или соратников, которые могли бы устроить заговор. Хотя свидетели расходятся в том, когда Колчак узнал о похищении, ясно, что он ничего не знал о судьбе пострадавших по меньшей мере несколько часов. Пожалуй, адмирал – единственный член Совета министров, о ком можно определенно сказать: он не причастен к внезапному удару Красильникова.

Французы тогда же заявили, а русские повторили, что переворот осуществили британцы, и в свете этих заявлений роль, сыгранная британцами, представляет определенный интерес.