Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Пять дней спустя до Омска добрался резкий выговор: «От шефа[26], 30 ноября. Вы (то есть Нокс) должны проинформировать полковника НИЛСОНА о том, что его недавнее участие в политических делах рассматривается министерством иностранных дел как крайне неблагоразумное и компрометирующее правительство Его Величества. Со стороны может показаться, что правительство вмешивается в СИБИРСКИЕ дела, поддерживая одну-единственную партию. Хотя мы высоко ценим рвение и энергичность НИЛСОНА, предостерегите его от любых действий подобного рода».

К посланию Нокс добавил собственные комментарии: «Это – не результат каких-либо заявлений, моих или верховного комиссара. На самом деле, если бы ваши доклады не приукрашивались, вы получили бы хорошую взбучку».

Здесь мы сталкиваемся с небольшой загадкой, ибо если телеграммы Нилсона из Омска о перевороте перед отправкой в Лондон «приукрашивались» во Владивостоке, почему в министерстве иностранных дел его поведение вдруг показалось неблагоразумным? Самое вероятное объяснение, видимо, в том, что мрачные подозрения Реньо были переданы в Париж, а затем попали в Уайтхолл через британское посольство в Париже. Но даже если именно так все и было, несколько странно, что Военное министерство столь быстро пришло к выводу, будто виноват их местный представитель.

Во всяком случае, Нилсону предложили представить письменный рапорт о его действиях непосредственно перед переворотом. Рапорт получили в Лондоне в январе 1919 года. Нилсон отчитался о своих передвижениях, которые мы проследили выше, и подчеркнул: «Я сознавал, что замышляется государственный переворот, и ясно дал понять, что британцы не будут принимать в нем участие». Официальный вердикт гласил: «Нилсон полностью очистил себя от подозрений».

Тем, кто придерживается взгляда на историю, так точно названного «теорией заговорщиков», и тем, кто верит, что в начале XX века поступки дураков или кинжалы героев в одной части света вдохновлялись и направлялись людьми совершенно другого сорта из другой части света, тот факт, что Нилсон и Стевени не принимали никакого участия в государственном перевороте, едва ли покажется убедительным доказательством непричастности британского правительства. Множество доказательств, на некоторые из коих мы уже ссылались, указывает на то, что в соревновании за Сибирь Колчак участвовал под британскими знаменами.

Готовность, с которой Уайтхолл принял предложение Колчака служить на Месопотамском фронте, может показаться доказательством заинтересованности Британии в адмирале. Это впечатление подтверждается посланием резидента военной разведки, корреспондента газеты «Дейли мейл», находившегося в Маньчжурии, капитану Стевени в июле 1918 года. Он сообщал, что телеграфом передал в свою газету интервью с Колчаком, «в котором последний заявил, будто британское Военное министерство первоначально приказало ему отправиться в Месопотамию, а впоследствии направило его в Сибирь. Заявление в значительной степени соответствует истине, но вы должны объяснить адмиралу, что крайне желательно хранить молчание относительно его связей с нами. Соответственно данная статья подвергнута цензуре».

Если к столь недвусмысленным уликам прибавить тот факт, что двери, за которыми Колчак получил в свои руки власть, охранялись британскими солдатами, дело о соучастии Британии выглядит беспроигрышным. Однако о юридической силе этих улик следует судить в свете того, как новости о государственном перевороте восприняли в Уайтхолле. С заговорщической точки зрения там должно было царить ликование.

Реакция была диаметрально противоположной. «Крайне неудачное развитие событий… Похоже на настоящую катастрофу… Колоссальное препятствие нашим планам» – именно такими фразами отреагировал Лондон на новости из Омска. Отчасти это смятение было порождено страхом, что установление диктатуры в Сибири повлечет за собой нежелательные последствия в белых анклавах Архангельска и Южной России, но главная причина заключается в том, что военный кабинет только что – 14 ноября – принял решение defacto признать Директорию как правительство России.

Это было нелегкое и не самое мудрое решение, однако оно принималось в той сфере, где решения давно назрели, были крайне необходимы, а выносились с огромным трудом. Черновик телеграммы с соответствующим заявлением стал шедевром в своем роде. Теперь министерство иностранных дел, все усилия которого пошли насмарку, оказалось в исходной точке. Неудивительно, что в его комментариях звучали уныние, раздражение и тревога.