Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Если бы Колчак был – как, скажем, Керенский – выскочкой, его неумение выбирать подчиненных удивляло бы меньше, но ведь он долгое время был незаурядным морским командиром, и его несостоятельность как верховного правителя, неспособность отличить плохого человека от хорошего необъяснима. Полковник Уорд писал об омских министрах: «Среди них нет ни одного, кому я мог бы доверить самое незначительное дело». Начальником штаба у Колчака был молодой полковник Лебедев, откомандированный Деникиным и имевший в Сибири больше власти (коей он злоупотреблял), чем кто-либо другой. Когда Нокс спросил Колчака, почему тот продолжает держать на ключевом посту столь сомнительного типа, адмирал ответил: «Потому что я могу быть уверен, что он не воткнет мне нож в спину». «Колчак забывает, – прокомментировал Нокс, – что человек, занимающий этот пост, должен обладать более положительными качествами».

Общепризнанно, что выбирать было в общем-то не из чего. В письмах жене Колчак говорит, что окружение его ужасно, что он живет в атмосфере нравственного разложения, трусости, алчности и предательства. Отчасти по географическим причинам в распоряжении Деникина было лучшее, чем у Колчака, офицерство. Тем не менее трудно отказаться от мысли, что армиями Колчака могли бы командовать успешнее, офицеров в штабе могло бы быть поменьше[32], чиновники могли бы быть честнее и квалифицированнее, а министерствами следовало бы управлять с менее скандальной безответственностью.

Из всех ошибок и упущений Сибирского правительства самые катастрофические связаны с военными поставками. Во время первого посещения Омска, перед государственным переворотом, Нокс среди других мер рекомендовал «в первую очередь снабжать передовые части на фронте, и только потом тыловые». Рекомендацию приняли, но никогда ей не следовали. Вся система снабжения подчинялась требованиям черного рынка. Цены на предметы роскоши и некоторые предметы широкого потребления (например, табак) в Омске стояли в двадцать пять раз выше, чем во Владивостоке. Взятки от 20 до 50 тысяч рублей было достаточно, чтобы получить вагон из поезда с военным снаряжением, но желательнее отогнать поезд на склад, где с подобными делами справлялись с осторожностью. А еще лучше, чтобы этот склад находился поближе к большому количеству потребителей контрабанды. Омск для этой цели подходил лучше всего.

На худой конец, разумеется, незаконный вагон можно было просто отцепить, а поезд отправить к коммерчески невыгодному месту назначения – поближе к линии фронта. Однако это не устраивало начальника склада, поскольку военные запасы (особенно одежда, лекарства и перевязочный материал, седла, револьверы и так далее) господствовали на черном рынке. Редко представлялся шанс незаконно завладеть всем правительственным грузом, но было множество возможностей для умеренного воровства.

Результаты вполне предсказуемы. Отвратительного планирования, профессиональной непригодности чиновников и обветшания железных дорог уже хватило бы для развала снабжения передовых омских армий, а повсеместная коррупция усугубляла эти неустранимые слабости и лишала фронтовые части самого необходимого. Русский морской офицер, командир канонерки, защищавшей плацдарм на Каме весной 1919 года, рисует такую картину: «Солдаты одеты безобразно, некоторые ходят буквально в лохмотьях. Лишь у немногих есть сапоги – большинство носит лапти или обматывает ноги мешковиной. Кое-кто вместо военной формы носит сшитые вместе мешки. У офицеров мундиры выцвели и износились». Еще один надежный свидетель говорит об армейском корпусе, в котором единственной экипировкой, выданной офицерам за полгода, была тысяча пар подтяжек. В Ставке офицеры быстро получали очередные звания, во фронтовых частях повышения случались редко.

Красная армия столкнулась практически с теми же проблемами, что и ее противники, но с большей энергией и упорством взялась за их решение. Не хватало вооружения, поскольку остановились почти все заводы и фабрики, но зато были приняты меры к тому, чтобы имевшееся оружие попадало к тем, кто непосредственно участвует в боях. Поразительно высокий процент дезертиров сокращался разумными и относительно гуманными методами. Красной армии недоставало квалифицированных командиров, однако к июню 1919 года этот недостаток отчасти компенсировала мобилизация 27 тысяч бывших офицеров царской армии. Большинство их, хотя и откликнулись на призыв только потому, что было трудно и опасно его избежать и то был единственный доступный способ добыть средства к существованию для себя и своих семей, выполняли свои обязанности – под присмотром политических комиссаров – скрупулезно, хотя, вероятно, без особого рвения.