– У королевы есть свои преимущества, и одно из них – иметь все, что пожелаешь и когда пожелаешь.
Рука Зандера небрежно лежит на спинке нашей скамьи, но лицо у него суровое, настроение мрачное. Ему не нравится то, что происходит снизу. Возможно, из-за предстоящих событий или же из-за того, что он
Я же, с другой стороны, не могу не пребывать в восторге, когда слышу рев толпы, с тревожным ожиданием наблюдая, как солдаты соревнуются по очереди.
– Все,
Он внимательно наблюдает за моими действиями. И всего лишь на одно крохотное мгновение уголки его губ дергаются.
Я заставляю свое внимание вернуться к представлению внизу. Там Аттикус, командующий королевской армией: его доспехи сверкают в лучах полуденного солнца, пока он похлопывает по спинам своих солдат – как победителей, так и проигравших. Он избегает меня со дня охоты. Это облегчение.
Я ищу бесчисленные лица на трибунах. Эдли, конечно же, сидит рядом с Сиршей. Еще дальше находятся Тэлор и Сэллоу. Думаю, скоро я с ними познакомлюсь. Бексли сидит со знатью. Она в черном атласном платье, его V-образный вырез доходит до пупка, обнажая пышную грудь – странный выбор для турнирного дня. Она пристально смотрит на меня. Даже отсюда я вижу хищный блеск в ее взгляде. У нее имеются планы на меня и мою шею, теперь, когда она выполнила свою часть нашей сделки. Она будет глубоко разочарована, когда узнает правду.
Я отбрасываю чувство вины за обман и опускаю голову, молча выражая благодарность.
– Что это было? – спрашивает Зандер.
– Я скажу тебе позже.
Не вижу иного выбора, учитывая, что мы уйдем отсюда, чтобы провести вместе ночь. Но сейчас не время, судя по его настроению.
Слуга в черной форме, поклонившись, вносит две чаши, наполненные жидкостью янтарного цвета. Элисэф забирает их у нас и молча делает глоток, потом еще один. Через мгновение он ставит их на стол, бормоча что-то вроде «очень вкусно», и отодвигается назад.
– Он так рискует жизнью каждый раз, когда ты выпиваешь бокал вина? – В моем голосе звучит недоверие.
– С тех пор, как ты привезла с собой яд в Илор, да. Если другой еще не проверил. – Зандер делает паузу. – Ты бы предпочла, чтобы он этого не делал? Уже устала от меня?
Я качаю головой.
– Я бы предпочла, чтобы Элисэф не был дегустатором.
– Тогда ты бы заставила кого-то еще рисковать жизнью. Может быть, Абарран?
Я бросаю взгляд через плечо туда, где стоит женщина-воин, положив руку на рукоять. Даже с перевязанным плечом она выглядит готовой к атаке.
– Я бы предпочла, чтобы
– Скажи это себе прежней. Кажется, она намеревалась убить всех нас.
Я отказываюсь от идеи поднять ему настроение и переключаюсь на игры.
Когда последний победитель – крепкий солдат, чьим любимым оружием стала усеянная шипами булава, – кланяется, солнце уже скрылось за горизонтом. Его противника уносят на носилках. И он такой не один. Боюсь, что раны некоторых претендентов превосходят целительские таланты Вэнделин.
И все же зрители хлопают, кричат и улюлюкают все больше с каждым новым раундом, словно все это просто развлечение.
– Пора, – шепчет Зандер.
Я напрягаюсь, когда показывается первая из двух повозок, которую тянут мускулистые рабочие лошади. На каждой из повозок установлены три деревянных креста, заключенные уже связаны и ждут. Помню, я раньше удивлялась: почему костры, почему не гильотина или простой меч? Но, видя их благоговение перед пламенем Малакая, – куда ни посмотри, – я думаю, что теперь понимаю.
Он их
Тем не менее я ненавижу все это. А еще больше ненавижу нетерпение, которое витает в воздухе.
Тело Зандера напрягается, когда он встает. Толпа погружается в тишину, будто все ждали именно этого момента. Повозки медленно тянутся по полу арены.
– Народ Илора, – начинает Зандер, и его низкий голос разносится по всей арене – по крайней мере, так кажется. – Чума поразила наши земли в виде яда, того самого яда, что унес жизни нашего любимого короля Эчана и королевы Эсме. Мы ищем его и обязательно найдем. К сожалению, среди нас есть илорианцы, замыслившие недоброе. Мы не можем этого допустить. Они должны заплатить за грех убийства своими жизнями.
Шум прорывается волнами.
Повозки въезжают на место, и я заставляю себя посмотреть на шестерых кормильцев, которых влекла мечта о свободе от их вынужденных обязанностей.
Все внутри меня болезненно сжимается.
Четверо заключенных – это дети, самому старшему не больше пятнадцати.
– Зандер. – Я встаю, переполненная порывом прекратить это представление.
– Я вижу, – говорит он сквозь стиснутые зубы.