Судьба гусара

Это была вполне молодая особа лет двадцати — двадцати пяти на вид, с приятным — даже в таком вот виде — лицом и темными, распущенными по плечам волосами. Платье с широкой юбкой и большим вырезом — явно городского пошива — наталкивало на мысль, что утонувшая мадемуазель — девушка из общества. Хотя…

— Гребень-то у нее дешевенький, — Денис деловито склонился над трупом, — да и колечки так себе — медь. Думаю, и драгоценные камни в колье тоже ненастоящие… ну-ка… ну-ка…

Осторожно сняв с утопленницы колье, молодой человек взял в руку подвернувшийся камень и сильно ударил по одному из камней… тут же и расколовшемуся на мелкие осколки.

— Однако бутылочное стекло, господа! Да! Поищите-ка шляпку… хотя, полагаю, и она того же пошиба.

— Да, платьице дешевое, — согласно покивал Ратников. — Но с претензией. Здесь, у нас, так не шьют. Что имеем на первый взгляд? Некую молодую особу, желавшую казаться дамой из света, но таковой вовсе не являющейся. А ну-ка, разденьте-ка ее… Да осторожно!

— Судя по коже, она вряд ли пролежала тут больше суток, — Дэн глубокомысленно покусал ус. — Разложение еще не началось, эпидермис не отслоился… Скорее — с ночи или даже с утра.

— Вижу, вы разбираетесь в медицине, господин ротмистр, — тут же отреагировал Федор Петрович. — Ну-ну… что еще скажете?

Инвалиды быстро освободили труп от одежды… И тут все стало ясно. Под левой грудью несчастной зияла еще кровящая рана.

Капитан-исправник тут же глянул на инвалидов:

— Однако надо пошарить в пруду да и вокруг. Нож ищите… или что-то подобное. Да! К дому караул приставили?

— Приставили, вашество! Как и приказывали, — доложивший ветеран лихо выпятил грудь.

— Ну, молодцы, молодцы… Денис Васильевич! Однако пойдем в дом, посмотрим… Чей дом, кстати?

Инвалид отозвался тут же:

— Некоего Кузьмы Федосыча Воронова, помещика местного. Не из крупных, так, мелкота — всего-то крепостных с полсотни душ.

— Да, негусто… Однако откуда же деньги на ремонт? — Ратников постучал тростью по резным балясинам крыльца. — Вся вот ажурность эта, стекла новые, тес… Немаленьких денег стоит. Ну, однако ж заходим, заходим… Митрич, давай-ка под окна — вдруг да выскочит, побежит?

— Ужо не убежит, ваш-бродие! — добродушный ветеран Митрич лихо подкрутил седые усы.

— И этих, отроков этих, давай сюда. Тех, что утопленницу заметили.

Денис первым вошел в темные сени, на ощупь нашел дверь, толкнул… В прихожей стоял стол со скамьей и пятью гнутыми венскими стульями да изрядных размеров печь, покрытая изразцами.

— Стол-то не для таких вот стульев, — с ходу оценил следователь.

— Да и печь старая, — покивал гусар. — Однако изразцы…

— И стулья — рублей по пяти, по десяти за штуку будут…

— Я по двенадцати брал!

В дверях, точнее сказать — в дверном проеме, ведущем в анфиладу комнат, — возник некий вполне молодой джентльмен, сильно напомнивший Дэну хрестоматийного персонажа картины художника Федотова «Свежий кавалер». Такое же напыщенно-помятое лицо, горделивая поза, шелковый весьма недешевый шлафрок до самого пола, подпоясанный длинным шнуром с кистями. Только на голове не папильотки, а ночной колпак.

— С кем имею честь? — Серо-голубые, слегка навыкате, глаза молодого человека вовсе не лучились дружелюбием… что, в общем-то, было понятно.

Вошедшие представились, и капитан-исправник, в свою очередь, уточнил:

— А вы, значит, Кузьма Федосыч Воронов, помещик?

— Он самый и есть. — Джентльмен повел плечом и вспыхнул. — Какого черта ворвались ко мне, господа? Прошу… нет — требую! Объяснений.

— Получите, — пообещав, Ратников незаметно ткнул локтем Дениса. — Поговорите-ка быстренько с мальчишками, ага.

Ага…

Давыдов вышел на крыльцо и уселся на лавку, тоже, как видно, недавно поставленную, еще светлую. Инвалиды подвели ребят, двух сопленосых отроков лет по десяти-двенадцати. Оба чем-то похожи — худые, темноволосые, смугленькие — правда, видно, что не цыгане. Так что не смуглые — загорелые просто, и светлые у обоих глаза. Один чуть повыше, постарше, да получше одет — длинные порты, косоворотка с кушаком. Второй — в сермяге залатанной, оба — босы. Детишки-то крестьянские, ясное дело — до снегов босиком ходят.

— Ну, чьих будете? — покровительственно улыбнулся Давыдов.

— Местные мы. Кузьма Федосыч Воронов — барин наш, — ответил за двоих тот, что постарше.

Младший лишь шмыгнул носом и кивнул.

— Однако пусть так — местные. А что в барском пруду забыли?

— Там, господине, караси раньше водились. И посейчас еще есть. Ей-богу, вот такие караси! — парнишка развел руками с видом бывалого рыбака. — Ловить только — навозишься. А Кузьма Федосыч нам разрешает. Поймаем одного — ему, поймаем двух — один нам.

— Угу, — задумчиво протянул гусар. — Вот оно как. Значит, добрый барин-то ваш?

— Ага, господин. Добрый. Если и велит выдрать — так за дело. И никого на сторону не продает.

— О как — не продает! — Денис оживился. — Это почему же?

— А ему самому людишки нужны, — довольно пояснил отрок. — У барина нашего — каменоломня на двоих с братом евонным, Мефодием Федосычем. Камень добывают… как его… гранит, во!

— Гран-и-ит! Надо же! И куда ж он его продает?