Судьба гусара

На столе уже горели свечи, и погасшая люстра погрузила комнату в романтический сумрак. Казалось, будто снаружи и не существовал современный мир, тем более гаджеты все отключили, сидели так… будто сто лет назад.

Как и вчера, был еще Юрик, а вот ботаник Филипп что-то нынче задерживался. Ну, да и бог с ним, не за-ради Филиппа тут все собрались.

— Может, придет еще, — Ольга поставила на стол блюдечко с водой и уселась на стул в чем была — по-домашнему, в коротенькой маечке и шортах.

Юрик искоса глянул на нее и вздохнул. Ну а что тут скажешь? Он, конечно, не профессор, и вообще парень не особо богатый. Хотя немного гламурный, да. Сам — дылда дылдой, а пиджачок со стразами нацепил. Все ради Ольги? Интересно, как у нее там с Огородниковым? Успела уже?

— Сначала Фредди Меркури вызовем, — напустив на себя самый серьезный вид, глухо произнесла «хозяйка спиритического салона». — А потом… потом — ты, Денисик! Ага?

— Угу, — в тон девушке отозвался Дэн. — Короче говоря — согласен.

Правое запястье его было замотано бинтом. Невидимым под длинным рукавом черной — тоже немножко гламурной — рубашки.

Входя в спиритический транс, Ольга закрыла глаза и вытянула вперед руки.

— Дух Фредди Меркури, явись! Явись! Явись!

По воде, налитой доверху в блюдце, пробежала легкая рябь. Наверное, дух знаменитого музыканта все ж таки отозвался… а скорее, просто качнулся стол.

Голые руки «хозяйки салона» покрылись мурашами, голова запрокинулась… и сама девушка вдруг задергалась, словно в припадке… и, что-то выкрикнув по-английски, затихла, резко распахнув глаза.

— Он говорил с нами! — восхищенно прошептала Леночка. — Дух Фредди Меркури… ага.

— Да, да, мы слышали! — Юрик взволнованно покивал головой и, погладив медиума по руке, вкрадчиво осведомился: — А ты сама-то как? Что-нибудь чувствовала?

— Да нет, ничего… В тот момент это была не я…

— Поня-а-атно…

Сама Ольга выглядела сейчас уставшей, словно только что пробежала кросс, километров десять.

— Денис, — глянула на Давыдова Леночка. — Теперь — ты. Оль, ты сможешь его…

— Попробую, — голос юной хозяйки салона звучал глухо и как-то потусторонне. Еще бы, ведь через нее с ребятами только что общался сам Фредди!

По просьбе медиума Денис положил руки на стол и закрыл глаза. Ольга что-то забормотала монотонно и гулко… Молодой человек не вслушивался, лишь почувствовал легкую дрожь и внезапно разлившееся по всему телу тепло, а потом…

* * *

— Бурцов, ты — гусар гусаров! Ты на ухарском коне. Жесточайший из угаров и наездник на войне!

Забравшись на табурет, это декламировал сам Давыдов, при этом так размахивал руками, что Дэн всерьез забеспокоился — как бы с этого табурета не упасть!

Похоже, все дело происходило в казарме — обширная комната, солома на полу, какие-то нары и — меж нарами — длинный, грубо сколоченный стол, по сути — просто толстые, едва обструганные доски на козлах. На столе же…

На столе же чего только не было! Беспорядочно наваленные куски хлеба, моченые яблоки, какая-то дымящаяся дичь — рябчик, что ли — распластанная на большом серебряном блюде. Из объемистой кастрюли, выставленной на краю стола, с таким смаком тянуло кислыми щами, что хотелось тотчас же зажать пальцами нос или, уж по крайней мере, выпить — бутылок на столе имелось в достатке. Большие, с серебряною фольгой — шампанское, еще какие-то зеленоватые штофы, наверное с водкой, и — ровно посередине стола — здоровенная белесая бутыль с какой-то коричневатой жидкостью, скорее всего виски… или ром, бывает ведь и такой — неочищенный.

По углам казармы валялись попоны и седла, на некоторых уже кто-то спал, залихватски распахнув доломан и вытянув ноги. Кто-то курил трубку, кто-то держал в руках карты. Правда, никто не играл, все, повернув головы, азартно внимали Давыдову.

— Умри, Денис, — лучше не скажешь! — вскочив на ноги, уже знакомый Дэну Бурцов высоко поднял бокал. — Так выпьем же, други, за нашего пиита! Дай бог ему!

— Дай бог! — хором отозвались гусары.

Спрыгнув с табурета, Денис схватил поданный кем-то стакан, чокнулся со всеми и тут же выпил. Сладковатый вкус виленской водки оказался не таким уж и обжигающим, не столь уж она и была крепкой, градусов тридцать пять или того меньше, вот уж поистине не водка, а «столовое вино».

Сие понятие — «виленская водка» — всплыло в сознании Дэна само собой, как только юноша почувствовал вкус… как оказалось — весьма хорошо знакомый. Конечно же, не Дэну — а Денису Васильевичу, чья коренастая фигура как раз и отразилась в засиженном мухами зеркале, висевшем в простенке меж окнами. Синий, с белыми витыми шнурами, доломан, расстегнутый на груди, синие же чакчиры — узкие, в обтяжку, штаны. Круглое лицо с задорно задранным носом, лихо закрученные усы. Красавец-гусар, гроза женских сердец и предмет воздыхания уездных барышень… впрочем, не только уездных.

— Ах, Денис, Денис, — поставив опустевший бокал на край стола, Бурцов подошел к приятелю и, обняв его за плечи, залихватски подмигнул остальным:

— Неча меня славить, друже. Нынче не мой праздник, а вон его!