Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Палата была невелика. Кроме Кузьмы и его хозяина, на небольших кроватках лежали две больные собаки, одна пушистая сибирская кошка и в специальной кровати-клетке - белая белка. Что у них были за болезни - Марк не знал, не их же самих об этом спрашивать.

Был артист еще довольно слаб, но несомненное улучшение его здоровья наступило, и сознания он больше не терял.

Лежал, поворачивался уже с боку на бок, иногда встречаясь взглядом с соседями по палате. Думал, все еще поражался, как легко удалось исполнить задуманное. И не его, Иванова, была в этом заслуга, а вышло все так благодаря удивительной доброте людей. И того подполковника, начальника госпиталя, и даже товарища Урлухова из ЦК, который не пожалел времени на телефонные разговоры с массой людей, от которых зависело разрешение Марку долечиваться в ветлечебнице вместе с Кузьмой. И здесь, в самой ветлечебнице, все сотрудники беспокоились о здоровье и настроении единственного в их заведении человека. И именно здесь на ум Марку приходили знакомые слова: "Человек - это звучит гордо".

Дверь в палату открылась, и бочком-бочком вошла старушка-нянечка Анна Владимировна, с самого первого дня взявшаяся опекать Марка. Вот и в этот раз она взяла табуретик, уселась у кровати раненого артиста, посмотрела на него добрыми глазами.

- Вот яблочко принесла тебе, касатик! - сказала. - Ты сегодня как? Три дня тому, как привезли тебя, побледнее сегодняшнего был...

- Хорошо уже... - негромко ответил Марк.

- Есть для тебя новость хорошая, - старушка улыбнулась хитровато, словно держала за спиной письмо для него. - Сказать?

- Да, - попросил Марк.

- Группу яды тябе определили... - подержала паузу и продолжила: - Теперя ты у нас "хищник". Сто тридцать граммов мяса сырого в день...

- Так я ж не могу сырого...- озабоченно выговорил Марк.

- А я, старая, для чего? - снова улыбнулась Анна Владимировна. - У меня тут в кладовочке керогаз есть, я яго тябе жарить буду и вместе кушать станем... А то ж, понимаешь, трудно было Ефрему Миронычу. Он два дня маялся, говорит: "Запишем его крупным рогатым, так что - овсом кормить, што ли?!" Но вот нашелся, как тебе получше устроить.

Поболтав, старушка ушла, перед этим бегло осмотрев собак, кошку и белку.

Марк повернулся на бок, чтоб лучше ему был виден Кузьма.

Лежал он на столике в маленькой, как бы игрушечной кроватке, забинтованный весь, кроме шеи и головы.

- Кузьма! - позвал негромко Марк. - Кузьма! Птица покосилась на своего хозяина. Открыла клюв, подержала его так, открытым, с минутку, потом закрыла и отвернулась.

Марк улыбнулся.

- Кузьма, говори! - попросил он.

Давно уже не произносил Марк эту фразу, и сейчас ему показалось, что и интонация не та, и голос у него вроде изменился. Теперь Кузьма, может быть, и читать ничего не будет. А может, из-за ранения у него все его удивительные способности пропали?

Кузьма молчал.

- Кузьма! - снова позвал Марк, прислушиваясь к собственному голосу. Кузьма, Теркина прочитай!

Попугай снова покосился на хозяина, но клюв не открыл.

Марк заволновался и почувствовал, как ему становится жарко и уже не хватает воздуха для дыхания.

Полежал, посмотрел в потолок, успокоился и снова на бок повернулся. Решил сам почитать птице.

Вспомнил откуда-то с середины и стал декламировать:

Драка-драка, не игрушка!

Хоть огнем горит лицо,

Но и немец красной юшкой

Разукрашен как яйцо...

Сделал короткую паузу. Вдох... и дальше:

Вот он - в полвершке - противник...

И тут Марка приятно приподняло что-то, он бросил взгляд на Кузьму - клюв его был раскрыт и двигался. Марк приглушил свой голос и продолжал:

Носом к носу. Теснота.

Так и было: Кузьма тоже произносил стихи, и этому Марк страшно обрадовался.

До чего же он противный

Дух у немца изо рта,

сказали они оба, глядя друг на друга.

Прочитали еще несколько строф вместе.

Марк внутренне ликовал.

Потом снова лежал на спине, глядя в потолок.

Пришли две старушки, увезли собаку, ту, что лежала под стенкой. Увезли на операцию. Собака как-то жалостливо посмотрела на Марка.

Анна Владимировна приходила с первой мясной поджаркой.

- Почему так мало получилось? - удивленно спросил Марк, глядя на два коричневых подгоревших кусочка, лежавших на странноватом глубоком блюдце с синими буквами "ЦКВЛ".

- Ужарилось, голубчик, да и я кусочек съела... Мясо оказалось подгорелым, но Марк все равно был довольный.

- Я уж так плакала тогда, так плакала! - рассказывала Анна Владимировна, как совсем недавно в соседней палате помирала лошадь маршала Луганского. - И врачи тут дежурили, несколько дней, бедные, домой ночевать не ходили... Не спасли...

Поохала старушка, поохала и снова ушла куда-то. А час спустя в палату женщина заявилась в белом халате, накинутом на длинное зеленое пальто. Увидела Марка, рот открыла. Выбежала.

- Почему там человек? - донесся ее возмущенный голос из коридора.

В ответ невнятно прозвучал мужской голос. Марк напрягся, прислушался.

- Он не заразный? - спросила в коридоре эта женщина. И следующий ответ Марк не расслышал, но женщина снова вошла в палату, была она уже спокойнее. Прошла к кроватке с кошкой. Придвинула табурет и села.