Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Тут в столовой появился еще один мужичок - плотный, усатый, с широким, как клинок лопаты, лицом. Он взял свою миску каши и, не спрашивая, сел к ним за стол.

Добрынин ждал, что мужик заговорит, но тот, не обращая внимания на соседей по столу, быстро проглотил свою кашу и ушел.

Позже от коменданта Косолобова Добрынин узнал, что мужик, который к ним подсаживался, - радист, и к тому же контуженый и не совсем нормальный. Иногда он пишет письма своему давно умершему деду и передает их по рации всем подряд. Три раза его уже приказывали уволить, но другого радиста не присылают.

"А еще, - сказал Косолобов, - он не разговаривает. Когда война началась, он, чтобы на фронт не забрали, сам себе язык откусил. А его все равно забрали, но все-таки повезло. Эшелон, в котором его на фронт везли, враги разбомбили. Почти все погибли, а его только контузило. Вот теперь здесь и сидит да эти свои письма пишет".

На следующий день, когда Добрынин и Ваплахов спустились на первый этаж в столовую, радист уже обедал. Народный контролер и урку-емец взяли свои миски у поварихи и молча уселись к нему за стол. Так Добрынин решил, думая этим показать как бы свое уважение и в тоже время самоуважение. Снова молча пообедали они и разошлись.

Через какой-то час в их "покой" заглянул комендант.

- Ну, как поели? - спросил он приветливо. - Надо, надо полежать часок-другой после обеда. Чтоб вы тут себя как в санатории чувствовали.

Поболтав еще минут пять ни о чем, он вдруг высказал просьбу к Добрынину. Просьба заключалась в том, чтобы наутро провести контроль работы поварихи коммуны, так как Косолобову показалось, что из каши исчезло масло.

Во время завтрака, как раз когда повариха просунула в окошко две миски, в ее помещение вошли комендант и Добрынин с мандатом. Ваплахов стоял в столовой, прикрывая "окошко раздачи". Прочитав мандат народного контролера и узнав в чем дело, баба расплакалась, стала божиться, что больше этого не допустит, а когда комендант упомянул о суровых приговорах военного времени, повариха повалилась на пол, вытащила из-под какого-то ящика батон масла весом в полпуда, отдала его в руки коменданта и снова рухнула, обхватив Косолобова за колени и неся всякую жалостливую чепуху про голодных детей, про домогательства радиста и про безногого деда, которого она каждый день в уборную выносит.

Грустно стало слушать эти вопли да причитания Добрынину. Взял он и вышел, оставив коменданта с маслом и с бабой самому дальше разбираться.

Через несколько минут вышел оттуда и Косолобов. Подошел к окошку, нетерпеливо стукнул по нему. И тут же на глазах у мужчин миски с кашей выползли обратно, но теперь в каждой миске таяло по большому - грамм в пятьдесят - куску желтого масла.

Завтракали с чувством победы, словно настоящую битву выиграли.

- А с ней что делать будешь? - спросил перед последней ложкой каши Добрынин.

- А что с ней сделаешь? - пожал плечами комендант. - Она ж баба!

Добрынин кивнул.

Ваплахов не понял, но задумываться не стал. Ему тоже очень нравилась горячая каша, ну а каша с маслом казалась ему каким-то чудом, знаком того, что Эква-Пырись им помогает. И поэтому, ощущая приятное нежное тепло во рту, думал Ваплахов о вечно живом Эква-Пырисе, о его мудрости и доброте.

Через несколько дней в их "покой" после обеда вошли комендант и пожилой широкоплечий мужик в высоких черных валенках, ватных штанах и толстенной ватной куртке.

- Вот, знакомьтесь, - заговорил Косолобов. - Это товарищ Куриловец. С ним до Москвы поедете...

Народный контролер и урку-емец поздоровались с Куриловцем, пожали ему руку.

И тут Добрынин понял, что мужик этот действительно разноглазый. Кроме того, что он был косой, так еще и глаза имел разного цвета: один зеленоватый, а второй карий.

- Ну, тогда вечером отправляемся, - сказал разноглазый Куриловец. - Мне нельзя долго стоять.

- Ну, мы пойдем поедим, а я вас потом на состав отведу! - пообещал Косолобов, и они вышли.

Обрадовавшись, Добрынин уложил свои вещи в вещмешок, потом взял лежавшую на тумбочке вторую книжку "Детям о Ленине", думал тоже сунуть ее туда, но помедлил, раскрыл на том месте, до которого прочитал, уселся снова на кровать и придвинулся к окну спиной, чтобы свет хорошо на раскрытые страницы падал.

- Я еще полежу? - полуспросил Ваплахов.

- Да, поспи, я тебя разбужу, когда надо! А сам решил прочитать очередной рассказ. Рассказ назывался "Первое сомнение". Затаил Добрынин дыхание и стал читать: