Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

- Ну как ты, - говорила, поглаживая ее. - Пальмирочка, мы все так соскучились по тебе, и Гарик, и Петя, и Машенька! Доктор сказал, что через пять дней тебя уже можно будет забрать!..

Потом она достала из черной блестящей сумочки сверток, развернула и стала кормить кошку тоненько нарезанными кусочками хорошо прокопченной колбасы. Запах колбасы тут же заполнил всю палату.

Марк сглотнул слюну, отвернулся и снова уставился в потолок.

Собака, лежавшая с другой стороны, заерзала.

Марк покосился на нее. Кажется, это была настоящая кавказская овчарка. Двумя широкими ремнями она была "прикована" к кроватке и лежала мордой к Марку, а значит видела и женщину, и кошку, и колбасу.

"Бедный пес!" - подумал Марк.

Женщина, не сказав Марку ни слова и даже не посмотрев на него, ушла.

Марк подумал про кошку плохо. Он всегда их недолюбливал, этих "домашних пушистых животных".

Снова заглянула Анна Владимировна, видно, выдалась свободная минутка.

Задержалась у собаки.

- Никто тебя не проведывает, Раульчик! - ласково проворковала она. Хозяин на фронте, а хозяйка путается, поди, с кем-то, ей што! Это хозяин тебя любит, а эта... профундыть ее... ай, бедная собачка!..

Пес смотрел на старушку тепло и слезливо, как на мать. Пожалев его, Анна Владимировна присела у кровати Марка.

- Ну как тябе? Через часик мясца принясу, хорошо? Как птичка твоя? - и повернулась к Кузьме. - Смешной такой! Не припомню, чтоб у нас такие вот цветные лечились! Ястреб, помнится, лежал тут, сова лежала, а вот таких не было...

Когда через час старушка опять появилась в палате с блюдцем, на котором лежало несколько маленьких кусочков поджаренного мяса, Марк спал. Ему снился фронт, снились выступления их концертной бригады.

Старушка присела на табурет у его кровати. Положила блюдце себе на колени. Подождала пару минут.

Потом глянула на попугая и не спеша съела принесенное мясо.

Глава 14

До узловой станции поезд-рельсоукладчик ехал не меньше четырех суток. Остановились только один раз - в том месте, где в снегу среди сильных кедров, росших здесь на почтительном расстоянии друг от друга, были похоронены, а точнее - присыпаны снегом - мальчишки в военной форме.

- Сосчитать их надо! - сказал, спрыгнув с теплушки, Тауфенбах.

Все шестеро - машинист с помощником, Тауфенбах с Брузе, Добрынин, и Ваплахов - выбрались из поезда и топтали снег, переходя от одного белого холмика к другому, иногда разрывая его в одном месте, чтобы проверить: могила это или просто занесенный на зиму снегом муравейник.

Посчитали. Вышло сорок два мальчика.

Когда состав уже тронулся, Тауфенбах, Отогрев руки у химической печки-буржуйки, сел за стол и, достав из кармана толстую автоматическую чернильную ручку, написал небольшой - в два листа - отчет об обследовании неизвестного кладбища.

- Такое дело, - сказал он Добрынину, поставив жирную точку. - Учет - очень важная вещь, а в этом случае - особенно. Может оказаться преступлением - и тогда мы - единственные свидетели. Я и вас здесь запишу на всякий случай.

- Конечно, - согласился Добрынин. - И товарища Ваплахова тоже запишите!

На узловой станции Тауфенбах отвел народного контролера и урку-емца в здание железнодорожной коммуны. Казалось, это было единственное жилое здание в этом месте. Дальше, за ним и по обе стороны от него, тянулись длинные складские помещения, а вся земля вокруг, как еловыми иголками, была покрыта рельсами, сходящимися, расходящимися, вливающимися друг в друга. Приходилось смотреть под ноги буквально при каждом шаге.

Комендант железнодорожной коммуны, хромой коротун в коротком овчинном тулупе, прочитав мандаты народного контролера и его помощника, отвел их на второй этаж в небольшую комнатку, где стояло пять застеленных по-военному кроватей; у изголовья каждой была тумбочка.

- Здесь пока поживете, - сказал комендант. - Это у нас для ответственных работников покой. Кушать будете внизу, там общая столовая. Еда подается в семь тридцать, два и семь часов. У вас свои ложки есть?

Добрынин отрицательно мотнул головой.

- Ничего, я вам достану! - пообещал комендант и вышел из "покоя".

Добрынин выбрал кровать у окошка. Дмитрий присел на соседнюю.

- Ну вот, - довольно произнес Добрынин. - Здесь и тепло, и кормят. Дождемся поезда на Москву и поедем...

- И я поеду? - с плохо скрываемым радостным предчувствием спросил Ваплахов.

- Да, - твердо ответил народный контролер. - Это на самолете тогда не разрешили, а на поезде все ездят... В дверь постучали. Добрынин и Ваплахов переглянулись слегка удивленно.

- Чего там? - спросил народный контролер. Снова зашел комендант. Принес две ложки, две кружки и кусок наждачной бумаги.

- Вот, достал, - сказал он, протягивая все народному контролеру. - Ложки чуть поржавели - зачистите их, а то как-то...

Добрынин понимающе кивнул.

- Обед скоро, не опаздывайте! У нас кормят, ох, как хорошо!

Дверь снова закрылась. Оставшись вдвоем, Добрынин и Ваплахов поделили наждачную бумагу пополам и принялись очищать ложки от ржавчины, довольно глубоко въевшейся в железо.