Обед действительно показался Добрынину праздником. Горячая пшенная каша обжигала рот, но медленно есть народный контролер почему-то не мог. Ржавая ручка ложки неприятно шершавила пальцы - до обеда Добрынин успел очистить от ржавчины только черпалку. Дмитрий же наоборот - очистил только ручку и теперь вместе с кашей у него на зубах похрустывала иногда и рыжая крошка ржавчины.
Запив кашу сладким чаем, Добрынин и Ваплахов пошли искать товарища Тауфенбаха, чтобы хоть что-нибудь узнать. Переходя через несчетное количество рельсов, то и дело спотыкаясь о шпалы, народный контролер со своим помощником чуть не попали под самостоятельно катившийся грузовой вагон. Едва успев выскочить из-под него, они отдышались и дальше пошли с еще большей осторожностью.
Тауфенбаха нашли в его теплушке - состав рельсоукладчика стоял на старом месте.
- Дней через десять будет поезд на Москву, - сообщил им немец.- А пока можете спокойно здесь отогреваться. Мы с Брузе снова ветку строить отправляемся. Завтра с железнодорожной коммуны всех новых рабочих забираем, так что теперь несколько дней вся каша на кухне - ваша.
- А куда строить будете? - поинтересовался Добрынин.
- По прямой на север, в сторону Туруханска. Там экспедиция много рыбы обнаружила: река совсем замерзла до дна, а вместе с ней - и рыба. Передали, что на кубометр замерзшей реки до пуда рыбы. Преувеличивают, наверно, но приказали срочно ветку строить...
Добрынин понимающе кивнул.
- А рыбу как везти будете? - спросил Ваплахов.
- Это Сикальский, когда с прииска Мясного вернется, решать будет. Наверно, в вырезанном льду повезут. Это ж не наша задача. Мы только одноколейку прокладываем, да и то все эти одноколейки - временные...
- Как временные? - удивился Добрынин.
- Они ж без укрепления, просто по поверхности земли или по мерзлоте. Что-то там случится или, скажем, потеплеет и земля осядет - рельс лопнет, значит, ремонт нужен... Ну на год-два хватит их...
- А как нам узнать - который поезд на Москву пойдет? - спросил народный контролер.
- Комендант вам скажет, он в курсе.
Дверь в теплушку открылась, и вошел товарищ Брузе, высокий, краснощекий с мороза. На лице - сплошное неудовольствие.
- Что там? - встретил его вопросом Тауфенбах.
- Некачественную бригаду нам сколотили... - сдержанно ответил товарищ Брузе. - Десять бывших хлопкоробов из края басмачей и трое русских пьяниц. Да, и еще один разжалованный полковник...
- Поставишь его бригадиром! - подсказал Тауфенбах. Брузе кивнул.
- Ну, мы пойдем! - Добрынин поднялся из-за стола, не желая своим присутствием отвлекать хозяев теплушки от дела.
После горячего вкусного ужина в их "покой" пришел комендант. Здесь уже они додумались познакомиться. Звали коменданта Федор Косолобов. Оказался он на редкость разговорчивым человеком и за разговорами с ним просидели они до полуночи. Будучи все еще жадным до новостей советской жизни, Добрынин задавал вопрос за вопросом, а Косолобов с удивительным энтузиазмом отвечал, а между делом еще успевал пошутить или прибаутку сказать, от которой народный контролер до колик в животе смеялся. Иногда смеялся и Ваплахов, но намного реже. Так, например, если шутка коменданта была про баб, то урку-емец ее понимал, а вот когда там два красноармейца напились и вместо приговоренных к расстрелу саботажников расстреляли группу ударников, собравшихся для фотографирования на "доску почета", а фотограф, приехавший из райцентра, сфотографировал саботажников - так тут почему-то Ваплахову смешно не было.
- Ну а станция эта как называется? - продолжал спрашивать Добрынин.
- ВУС-542, - отвечал Косолобов. - Это сокращение такое - временная узловая станция...
- А почему временная? - допытывался народный контролер.
- А рельс плохой, потому и временная. Тут нам передавали, что война к концу идет, а значит решено было по всей Германии и в тех странах, что за нее были, все рельсы скрутить, привезти сюда и тут их поставить, а они, после победы, если захотят - пускай у нас наш рельс покупают или на продукты выменивают!..
Добрынин слушал и удивлялся, удивлялся и слушал.
- Я щас чаю принесу! - комендант подскочил и выбежал из "покоя". Видно, испугался, что гости захотят уже спать ложиться, а так, пока они вместе чай будут пить, так и еще поговорят о чем-нибудь.
Так и случилось. Легли Добрынин с Ваплаховым уже под утро и, ясное дело, завтрак проспали. Поднялись только к обеду.
В столовой железнодорожной коммуны они оказались единственными едоками. Баба, просовывавшая миски с кашей в узенькое "окошко выдачи пищи", даже удивилась, когда услышала требование выдать две порции.
- А вы че, не уехали? - спросила она, пытаясь рассмотреть посетителей.
- Нет, - кратко ответил ей Добрынин. - Мы поезд на Москву ждем!
- А, Разноглазого!.. - сказала она. - Ясно... Присев за столик и вытащив из кармана свою уже полностью очищенную от ржавчины ложку, Добрынин вспомнил, что сказала повариха. Вспомнил и подумал, что Разноглазый - это, должно быть, фамилия машиниста.