Судьба протягивает руку

Мы с Шуриком успели показать Михаилу Ильичу «Кукушкина», получили от него весьма лестный отзыв. Запомнилось, как сидели в гостях жутко измотанные после съёмок, монтажа, всей связанной с кинопроизводством нервотрёпкой, а Ромм был в хорошей форме, настроен на общение, что-то говорил увлечённо, а я чувствую, что засыпаю и ничего поделать с собой не могу. Просто организм отключается и всё. Краем глаза посматриваю на Шурика, не заснул ли, а Ромм продолжает эмоционально рассказывать какую-то очередную историю; Михаил Ильич вообще любил поговорить, не относил это к слабостям, цитировал жену Елену Александровну Кузьмину: «Лёля считает, что главный мой талант – это то, что я трепло. Да, я люблю и умею говорить!»

С похоронами Ромма ситуация была неопределённая: где он будет погребён, где пройдёт прощание, стало известно не сразу, и для семьи Михаила Ильича этот момент добавил переживаний. Всё-таки наверху к Ромму относились настороженно, в нём видели неформального лидера вольнодумной интеллигенции. И всё-таки решение было принято: похоронили Михаила Ильича на Новодевичьем.

Со смертью Ромма оборвалась единственная ниточка, за которую я то и дело хватался, чтобы выбраться из своего незавидного положения. Ушёл человек, который, я надеялся, поможет пробиться в режиссуру недоучке с сомнительной справкой об окончании аспирантуры. Но самое главное, ушёл человек, которого я безмерно уважал, который был мне дорог, который, а это очень важно, поверил в меня. Со смертью Михаила Ильича Ромма начинался новый период жизни. Руководствуясь терминологией Константина Сергеевича Станиславского, его можно было бы назвать «тренингом и муштрой», когда надо методично и последовательно самому заниматься своим становлением.

Последний раз Ромм помог мне уже с того света, и ситуация со спектаклем в ТЮЗе разрешилась. Всё это, однако, не отменяло удручающего факта, что я после учёбы во ВГИКе остался, по сути, ни с чем, будущее моё призрачно и куда себя девать – неизвестно.

И тут в моей судьбе приняли участие знаменитые сценаристы Дунский и Фрид, ставшие для меня и наставниками, и друзьями, хотя были намного старше и значительно выше по своему положению. Мэтры, за которыми уже были фильмы «Служили два товарища», «Жили-были старик со старухой», «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил»…

Я принёс им почитать свою многострадальную пьесу «Требуется доказать», пьеса произвела хорошее впечатление, и они сосватали меня на «Ленфильм». Там нужен был человек для доработки сценария, который уже стоял в плане киностудии, но вызывал серьёзные сомнения своими художественными качествами.

Кинематограф Советского Союза работал по тематическому плану. Было чётко расписано, сколько надо выпустить картин о рабочем классе, сколько о сельском хозяйстве, сколько об армии и комсомоле. План отражал идеологические приоритеты государства и, хотя такой подход многими сегодня осуждается, было в нём немало полезного. Во всяком случае, если судить по результатам, по количеству снятых шедевров, просто добротных фильмов, система планирования в советском кино себя оправдывала. Хотя, разумеется, были в ней и странности, и несуразности, и комичные случаи. Приходилось, например, изощряться, втискивая какой-нибудь «Солярис» в тематическую корзину фильмов молодёжной проблематики.

В первую очередь сценаристами разбирались темы, где можно было поведать о нравственных исканиях интеллигенции. Это сразу распределяли между собой мэтры. Начинающим предлагалось снять что-нибудь о рабочем классе, а если себя зарекомендуешь, выбрать в следующий раз историю по душе.

У каждой студии, у каждого творческого объединения имелись темы, которые обязательно нужно было закрыть в соответствии с планом. Сценарий, который мне предстояло переработать, как раз и был из этого разряда крайне необходимых.

К Дунскому и Фриду обратилась за помощью легендарный редактор «Ленфильма» Фрижета Гургеновна Гукасян, и я отправился в Ленинград, чтобы ознакомиться с фронтом работ, заключить договор и получить аванс. Сценарий был написан ленинградским драматургом Александром Розеном, и прочитанное показалось мне совершеннейшей ахинеей. Речь шла о советских пограничниках, которые заняты поимкой американских диверсантов, нарушающих советскую границу. Последний раз подобный сюжет возникал в начале 50-х, и актуальность его в начале 70-х не была очевидной. В фильме двадцатилетней давности режиссёра Константина Юдина (с Владленом Давыдовым и Сергеем Гурзо в главных ролях) иностранные нарушители границы преодолевали распаханную землю контрольно-следовой полосы на кабаньих копытах, приспособленных к обуви. Кино, между прочим, было сделано лихо, но пары десятилетий хватило, чтобы этот сюжет стал вызывать чувство неловкости.