Судьба протягивает руку

Именно в эпоху перемен я попытался заняться политикой. Привлёк меня к этой рискованной деятельности Иосиф Дискин, он же познакомил с Аркадием Ивановичем Вольским – человеком интересным, информированным, с уникальным опытом. В 1990-м Вольский стал руководителем Союза промышленников и предпринимателей, а прежде занимал весьма значимые позиции в ЦК КПСС, работал помощником по экономике генсеков Андропова и Черненко. Так я оказался в не слишком известной партии «Обновление», которую мои политические соратники считали едва ли не фаворитом выборов 1993 года. Впрочем, оптимизм испытывали не все: помню мрачные предсказания Александра Ципко, основанные на суевериях нумерологии – ему достался несчастливый номер в партийном избирательном списке. Мне было грех жаловаться: мою персону посчитали способной привлечь массы и на этом основании разместили в первой тройке.

Меня уже давно подмывало заняться чем-нибудь общественно значимым, и возможность влиться в политическую жизнь я воспринял с энтузиазмом: ходил на собрания, разнообразные политические тусовки, познакомился едва ли не со всеми известными политиками того времени. И хотя на выборах 1993 года наш избирательный блок сокрушительно проиграл, я не ощутил особого разочарования, потому что процесс мне казался интереснее результата, что для профессиональной политической деятельности, конечно, неприемлемо.

Помню эту ставшую исторической встречу «нового политического года» в Кремлёвском дворце. Тогдашняя власть настолько была уверена в победе партии «Отечество – вся Россия», что организовала телетрансляцию, где в прямом эфире оглашались результаты голосования в регионах. Помню, как среди ночи под звон фужеров с шампанским раздался крик ещё одного «прожектора перестройки» Юрия Карякина – реакция на неожиданно высокие проценты Жириновского: «Россия, ты одурела!» Хотя после недавнего расстрела танками Белого дома вполне можно было ожидать самой неординарной реакции избирателей. Вера, например, в этот год как раз и пошла голосовать за ЛДПР. Я, грешным делом, подумал, что она у меня исключение, а оказалось, голосование за Жириновского – фронда миллионов.

На этом же вечере в Кремлёвском дворце я познакомился с Сергеем Георгиевичем Кара-Мурзой. Он подошёл, чтобы поделиться соображениями о фильме Карена Шахназарова «Город Зеро». Рассуждения его показались совершенно неубедительными, хотя, несомненно, Кара-Мурза – мыслитель выдающийся. Возможно, стороннему наблюдателю концепция Сергея Георгиевича относительно «Города Зеро» могла приглянуться, но я хорошо знал историю создания фильма и потому совершенно не мог принять идеи, будто Карен зашифровал в своей картине сценарий развала СССР. Безупречность, которую демонстрирует в своих логических построениях Кара-Мурза, оказалась совершенно непригодна для анализа художественного произведения. Сергей Георгиевич нашёл такие глубины, обнаружил такие сложные цепочки заговора, что в какой-то момент трудно было не согласиться, однако, при всём уважении, должен признать: изощрённый ум явно завёл исследователя в тупик, у фильма «Город Зеро» совершенно иные идейные основания.

В любом случае я был чрезвычайно рад, что мы познакомились. Уже после встречи в Кремлёвском дворце я позвонил Сергею Георгиевичу, и мы продолжили общаться, в том числе и на почве его новых книг – вначале не слишком объёмных, хотя и очень интересных, потом были написаны гениальные работы – «Манипуляция сознанием», «Советская цивилизация». Я очень много почерпнул из работ Кара-Мурзы и, может быть, если бы жизнь была подлиннее, попробовал бы отразить его исследования в кино, найти кинематографическую форму для осмысления эпохи перемен, начавшейся в конце 80-х. Истории о братках, криминальных разборках и прочих внешних приметах перестройки дают ложное представление о процессах в обществе, не выявляют глубинных причин распада Советского Союза.

Партия, в которой я состоял, развалилась, но я продолжал общаться с Вольским, можно сказать, дружил с ним – подолгу засиживался в кабинете руководителя Союза промышленников и предпринимателей с задушевными разговорами. То и дело у меня выплёскивалось недовольство положением дел в стране, возникало всё больше вопросов. Аркадий Иванович отвечал (сейчас понимаю, не слишком искренне): «Я тоже ни хрена не понимаю… Что происходит, куда мы идём?»