Был такой театр, и назывался он – Ленинградский ТЮЗ! Когда во время его первых московских гастролей я посмотрел «Наш цирк», меня захлестнуло ощущение счастья. Спектакль просто искрился талантом – прежде всего талантливостью замысла, когда Корогодский рискнул довести студенческие этюды до полноценного, невиданного ранее театрального опуса. Восхитительно талантливы были все номера в этом «цирке»: подсмотренные, придуманные, точно отобранные, исполняемые с необычайным изяществом и юмором. И просто мурашки по коже пробегали от талантливости молодых ребят, управляющих реакциями зала с уверенностью маэстро, умеющих держать паузу столько, сколько им нужно, способных и сальто скрутить, и Шопена на рояле сыграть. Я осмеливаюсь относить себя к театральным людям, немало посмотрел за свою жизнь и наших, и зарубежных знаменитых спектаклей, прекрасны были и «Наш, только наш», и «Открытый урок», показанные ленинградцами в следующий приезд, но «Наш цирк» так и остался в первой десятке, а то и пятёрке самых сильных моих сценических потрясений. И, конечно же, как и всем московским театралам, запомнилось мне имя Николая Лаврова, его клоуном в «Цирке» до сих пор знатоки восхищаются. (Вот и прозвучала, наконец, его фамилия, а я ведь о Коле воспоминания пишу, а не о себе рассказываю, но мне кажется, что без этой затянувшейся преамбулы не всё понятно будет в наших с ним отношениях.)
Тогда ни с кем из этого театра, к великому огорчению моему, знаком я не был, только отметил про себя, что если кто и сумеет когда-нибудь сыграть мою пьесу, то это будут ребята из Ленинградского ТЮЗа. И потому, едва написал я слово «Занавес» в конце второго акта, как немедленно переправил пьесу в Питер своему однокурснику и другу Коле Кошелеву, чтобы он нашёл возможность передать её в театр. Кошелев, так счастливо сложились обстоятельства, незадолго до этого снял дипломный фильм по рассказу Радия Погодина, а тот был постоянным автором ТЮЗа, у него шли там две или три детские пьесы.
Потом все эти события оформились в стройную легенду, примерно так она выглядела. Идёт серьёзное, мучительное заседание худсовета театра, посвящённое репертуарному кризису: нет новых пьес, нечего ставить. Вспыхивают какие-то идеи, но с ходу отвергаются. Вдруг распахивается дверь, на пороге возникает запыхавшийся Погодин в пальто и шапке и говорит: «Ребята, меня тут просили пьесу вам передать. Я сам не читал, но сказали, что неплохо. Извините, убегаю, очень спешу!» Бросает на стол увесистую пачку бумаги и скрывается. Заседание продолжается по намеченному плану, выступающие сменяют друг друга, а завлит Миша Стронин в это время рассеянно, а потом всё более заинтересованно перелистывает эту самую новую пьесу и начинает подхихикивать, да так громко, что это уже мешает плавному течению совещания о репертуарном кризисе. Кончается дело тем, что, свернув заседание, Корогодский и Стронин удаляются в кабинет главрежа, где, вырывая друг у друга страницы, прочитывают пьесу, после чего назначают на завтра собрание труппы. На труппе пьесу читал, если я правильно запомнил, Коля Иванов, ещё молодой, но уже очень авторитетный актёр театра; успех был полным, хохотали до колик, «Месс-Менд» была немедленно принята к постановке. И только одна мысль не давала покоя: кто же это разыграл их, скрывшись под псевдонимом «Меньшов» – Рощин? Володин? Рязанов с Брагинским?
Так что, когда я появился в театре, впереди меня бежала восторженная молва: будущий кинорежиссёр, любимец Ромма, сейчас снимается в двух фильмах в главных ролях, Корогодский от второй его пьесы просто обалдел, только её никогда не разрешат поставить… Но я в три дня весь этот пиетет порушил, поскольку сам находился в состоянии перманентной эйфории от того, что оказался принятым в компанию таких необыкновенных людей. Тоня Шуранова, Юра Тараторкин, Ира Соколова, Коля Иванов, Саша Хочинский, Таня Шестакова, Юра Каморный, Наташа Боровкова, Игорь Шибанов – это я и половины не назвал – и все они молоды, красивы, играют на всех инструментах, прекрасно поют, сочиняют стихи, а уж что на сцене делают!.. И руководит ими совсем ещё нестарый, элегантный Зиновий Корогодский, а в ассистентах у него, замечу кстати, немногословный Лёва Додин. И тем не менее из всей этой феерической команды постепенно и всё более заметно я стал выделять Колю Лаврова.