Судьба протягивает руку

Сценарий передавался Валентину Петровичу без особых церемоний, кажется, просто послали по почте. Каково же было наше удивление, когда ответ оказался отрицательным. Мы, естественно, побежали к Ромму, Михаил Ильич связался с Катаевым, и тот согласился принять нас у себя в Переделкине для переговоров. Поехал к нему Шурик. Я отказался, сославшись на то, что наверняка занервничаю, скажу что-нибудь неуместное и только испорчу дело. В результате авторитет Ромма в очередной раз подтвердился – Павловский получил от автора благословение, а ведь поначалу реакция Катаева была безапелляционной: «Категорически – нет! Разговаривать не о чем!..»

Гораздо позже мы узнали, что у этого рассказа сложная судьба, и мы не первые, кто пытался его поставить. Он был написан в 1926-м, через два года Дунаевский написал оперетту, ещё до войны рассказ экранизировали, но без особого успеха. В 1964-м Ленинградское ТВ даже сделало телевизионную версию оперетты, где роль Пашки Кукушкина исполнил Кирилл Лавров. Но когда мы писали сценарий, всей этой подоплёки не знали, работали, что называется, с чистого листа, чувствуя себя первооткрывателями.

Бюджет получасовой картины – 50 тысяч рублей. Не помню точно, сколько я получил как соавтор сценария, но сумма была вполне приличная, во всяком случае я смог себе позволить бросить работу в булочной и поехать в Одессу помогать Шурику в съёмках.

Наконец я оказался в стихии творческого процесса, можно было делать то, чего мне более всего хотелось – снимать кино, фантазировать и фонтанировать, искать оригинальные решения, придумывать зрелище. В это время как раз вышла пластинка с очаровательными мелодиями танго, которые мы потом использовали в фильме. Шурик буквально на улице нашёл исполнительницу главной роли. Героиню фильма он увидел в девятикласснице одной из одесских школ. Не могу сказать, что она произвела на меня сильное впечатление, в отличие от моего товарища, весьма воодушевлённого данными девушки. Девушку звали Лариса Удовиченко.

На роль её отца хотели взять какую-нибудь знаменитость, но не сложилось, и в итоге сыграл узнаваемый и вполне достойный артист Анатолий Кубацкий. А вот главного героя – Кукушкина – найти никак не удавалось. Думали о Куравлёве, он как раз в это время играл на Одесской киностудии Робинзона Крузо, но там он всё время в кадре и выкроить время для съёмок в нашей короткометражке у него не получилось. Ещё была мысль снять Никиту Михалкова, но тоже не срослось: он был занят в это время собственной дипломной работой.

От безысходности стали обсуждать кандидатуры третьего сорта, мелькнул вариант с представителем одной из прибалтийских республик, но тут Шурика вдруг осенило:

– Слушай, а чего мы, собственно, ищем?.. Ты же был артистом!.. Может, сыграешь?

– Да нет, ну о чем ты, – ответил я совершенно искренне, без какого-либо кокетства.

Я настолько далеко ушёл в своих устремлениях от актёрской профессии, что представить себя в этом качестве уже не мог. По сути, с актёрством я распрощался после того, как прошло распределение на нашем курсе в Школе-студии: лучшие попали в «Современник» и МХАТ, а я оказался в числе нескольких никому не нужных выпускников. Запомнилось, как получившие заветные места в самых престижных театрах Москвы стали с нами разговаривать в снисходительном тоне, а кто-то даже и пренебрежительно. Обидно мне было до такой степени, что однажды я полез в драку, последнюю, кажется, в моей жизни. Была она, как, впрочем, и все предыдущие, очень далека от красивых киношных драк. По моему опыту драка – это лишённое героизма неприятное зрелище, когда стоят напротив два дурака, шатаются, тяжело дышат, сопят, силы их примерно равны, но уже практически израсходованы.

Какое-то время после окончания Школы-студии МХАТ моё уязвлённое самолюбие ещё рождало мстительные чувства, и я вынашивал план победоносного возвращения в обойму успешных артистов, не имеющий, впрочем, какого-либо конкретного содержания. Позже, на моё счастье, появился ВГИК, я оказался полностью поглощён режиссурой и просто-напросто забыл, что когда-то был актёром. Я совершенно ясно осознавал: режиссура – это моё. Даже снимая любительское, по сути, кино «К вопросу о диалектике», чувствовал – получается. И нельзя сказать, будто меня научили режиссуре в институте, просто в какой-то момент я твёрдо осознал, что умею это делать.

В актёрской профессии у меня существовали авторитеты. К ним я относил, скажем, всех представителей «Современника», а уж конкретно Табаков с Ефремовым были для меня богами, уровень которых недостижим, тягаться с ними бессмысленно. А вот с режиссурой возникла совершенно другая ситуация: хотя я только приближался к профессии, но уже ясно осознавал, что и Феллини для меня конкурент.

Шурик предлагал мне то, что я должен был уметь по формальным признакам – диплому Школы-студии МХАТ. Я отказался, но он продолжал настаивать:

– Ну давай сделаем пробы…