Судьба «румынского золота» в России 1916–2020. Очерки истории

Задаче «выиграть время» отвечал неоднократно поднимавшийся на заседаниях вопрос о «московском вкладе», вызвавший горячие споры: российская делегация считала, что его следует включить в общий пункт о расчётах, а румынская настаивала на отдельном рассмотрении. Как отмечалось в материалах конференции, поступивших в Москву, Филалити уделял вопросу о вкладе и имуществе, оставленном румынским посольством в Петрограде, значительное внимание: «Он говорил по этому вопросу с особым жаром и исключительным красноречием, доказывая, что вопрос о вкладе является не только юридическим, но и вопросом простой гуманности, так как ценным в этом вкладе является не столько золото, сколько частные письма, исторические документы. Несколько раз среди делового обсуждения г. Филалити ставил перед российской делегацией ряд вопросов, относящихся именно к этому вкладу…»[228]. В письме председателю Совета министров Авереску Филалити снова коснулся вопроса о румынских ценностях с указанием на свою беседу с Караханом. Со слов Филалити, Карахан, ссылаясь на опыт обсуждения вопроса о взаимных расчетах с польской стороной[229], заявил, что «вопрос о расчётах один из самых назойливых, он нас задержал на одном месте в течение 6 месяцев, пока я вёл переговоры с поляками, и, вероятно нам бы потребовалось столько же, чтобы обсудить его с Вами. Так как наше желание – закончить всё как можно скорее, если мы ликвидируем вопрос о расчётах, мы легко придём к соглашению по другим пунктам; за две недели Вы и я подписываем соглашение и без необходимости в другой, последующей конференции восстанавливаем дипломатические отношения»[230]. Филалити парировал: «Одним словом, путём отказа от наших ценностей и от возмещения того, что нам приходится от разорения нашего посольства в Петрограде? Вы знаете, что наши ценности были вкладом, сделанным одним правительством другому правительству, и как таковой он священен, что все законы обязывают вас вернуть его нам целиком и что ценности были собственностью не румынского государства, а кредитных или культурных учреждений и частных лиц. Как же вы хотите, чтобы румынское государство отказалось от того, что ему не принадлежит?»[231].

В ответ Карахан подчеркнул форс-мажорные условия, в которых оказалась Советская Россия в 1918–1919 гг. «Да я знаю всё это, – заявил он, – но что Вы хотите, события, через которые мы прошли, были так ужасны! Когда Москве угрожал Деникин, началась эвакуация ценностей, в том числе и румынских, которые были отправлены или в Нижний Новгород, или в Пермь, или ещё куда-то. Я не смог бы Вам сказать, все ли ящики были возвращены в Москву, но, конечно, ценности не могли быть нетронутыми. Когда будете иметь у нас своего представителя, он займется этим вопросом и, конечно, в его распоряжение будут предоставлены все ящики, которые будут найдены[232]. Потом посмотрю, какое значение вы придаёте той мизерной сумме в сотню миллионов рублей золотом. Надеюсь, что Бессарабия представляет собой нечто большее». «Ну, хорошо, господин Карахан, – заметил Филалити в ответ, – дело не только в величине суммы, но и в факте, что вы посягнули на нечто, что вы были обязаны уважать, так как это было неприкосновенно, и потом, кроме денег и металла, там были фамильные акты, акты собственности, документы, которые не имеют никакой ценности для вас, но бесценны для заинтересованных лиц. Как быть с этим?»[233]. «Повторяю, – парировал Карахан, – что всё, что будет найдено, будет возвращено вашему представителю в Москве и, конечно, эти бумаги будут найдены неприкосновенными, но не ранее, чем будут восстановлены дипломатические отношения» [234].

Не исключено, что приватно Карахан затрагивал также и вопрос о «румынском золоте». По информации, переданной Филалити в румынскую прессу, во время одного из заседаний Карахан, якобы, отозвал его в соседнюю комнату и «шепнул», будто «румынского золота» и румынских ценностей больше не существует. 17 ноября, по информации заведующего Отделом балканских стран НКИД Г.Б. Сандомирского, материал о пропаже «румынского золота» поместила газета «Independența» («Независимость»). Вслед за ней со ссылкой на разговор Карахана и Филалити эту информацию продублировали румынский официоз «Adevărul» («Правда») и другие издания[235].