Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Кого несет? – поинтересовалась Марина, дожевывая огурец.

– Сейчас узнаем, – вытирая руки, отозвался Женька и взял трубку: – Слушаю. Ага. Рассказывай.

Он внимательно слушал говорящего, и Марина, впившись в его лицо взглядом, пыталась понять, о чем разговор, но не могла – Хохол был спокоен. Попрощавшись, он положил телефон на подоконник, закурил и, обернувшись к Марине, сказал:

– А ведь ты оказалась права. У твоего братца вновь роман с Веткой. И квартиру он снял специально для встреч с ней, чтобы перед Вороном, видно, не палиться.

На лице Коваль не дрогнул ни единый мускул, она невозмутимо закурила, перебросив ногу на ногу, и произнесла:

– Этого следовало ожидать. Ветка привыкла решать свои вопросы только двумя способами. И этот – самый эффективный. Ну а уж если не пройдет, то воспользуется другими своими умениями. Но с моим братцем, думаю, ей это не понадобится. Интересно другое – как она мужу дорогому будет объяснять свои отлучки к генералу и то, что она оказывается в его постели?

– Не могу понять, что мне не нравится в твоем вопросе, – мрачно сказал Хохол, покусывая костяшку пальца, – то ли его смысл, то ли тон. Такое ощущение, что ты ее ревнуешь.

Она подняла на него глаза и предостерегающе проговорила:

– Не начинай!

Хохол махнул рукой и начал убирать посуду со стола. Марина сверлила взглядом его спину, но Женька не поворачивался. Всякий раз, когда в пределах видимости возникала Виола, он начинал чувствовать себя неуютно и неуверенно, словно его женщина больше ему не принадлежала. Марина могла и в мыслях ничего не держать, но он все равно боялся, что Виола сможет своими бабскими хитростями или – хуже того – каким-то травяным варевом склонить ее на свою сторону. С этим Хохол до сих пор бороться не научился.

Коваль почувствовала напряжение, исходящее от огромного тела мужа волнами, отложила взятую было сигарету и подошла к нему сзади, обняла за талию, уткнувшись лбом в широкую спину:

– Жень…

Он не ответил, сосредоточенно водя по тарелке губкой, но Марина не отставала, двигая прохладные ладони по его груди вверх-вниз:

– Жень… ну, Жень, что ты как маленький, в самом деле?

– Ты как большая, – буркнул он. – Не мешай мне.

– Да ты всерьез, что ли?

– Нет, пошутил я, что непонятного? Иди, говорю, в спальню, сейчас домою и приду тоже.

Коваль всегда понимала момент, в который нужно отступить и не напирать больше, а потому спокойно ушла в спальню и растянулась на кровати.

Женька же домыл посуду, убрался в кухне и, заварив себе чифирь, уселся на табуретку в углу. Помяв в пальцах сигарету, вдруг подумал, что сейчас бы неплохо «беломорину» – вдруг захотелось крепкого табака, а не эту импортную пыль, но выбора не было. Закурив, он снова прокрутил в памяти события сегодняшнего дня.

Заручиться поддержкой Мирзы и – автоматически – Боксера было делом правильным и удачным. Неизвестно, что задумал на самом деле Мишка Ворон, и лишние люди не помешают. Да и теперь они гарантированно не поддержат Беса, что тоже хорошо. Нужно бы разобраться по-тихому с Каспером и выяснить, на самом ли деле он сосватал кого-то из своих людей в охрану Ворона. Леон пообещал до утра вспомнить всех, кто пришел к ним недавно, и от этого уже можно будет оттолкнуться – новые люди всегда первые на подозрении. Хотя и старых сбрасывать со счетов тоже не стоит, всякое бывает. Это, наверное, пока все, чем он может помочь Марине. Но вот что делать с появившейся Веткой, мгновенно прыгнувшей в постель к генералу? Тут он, пожалуй, совсем бессилен.

– Женя! – раздалось из спальни. – Я же слышу, что ты домыл посуду.

– И что? Должен бежать, виляя хвостом?

Ответа не последовало. Он не собирался ее обижать, но иногда очень хотелось, чтобы Марина вела себя более мягко, чтобы давала ему почувствовать, что в семье главный все-таки мужчина. К сожалению, она постоянно об этом забывала, привыкнув решать и делать все самостоятельно. Женька любил ее слепо, но иногда у него здорово чесались руки отлупить любимую женщину ремнем – так, чтобы долго помнила. Но теперь он позволял себе это все реже, боясь приступов ярости, которые уже не всегда мог контролировать.

Вместо очередного язвительного ответа она пришла в кухню – в длинной ночной рубашке на тонких бретельках, босиком, такая домашняя и родная, что у Хохла защемило внутри.

– На тебя коньяк дурно влияет, – заявила она, останавливаясь в дверях, – ты становишься буйный и неуправляемый.

– Осторожнее, – предупредил он, сощурив глаза, – не говори лишнего. А три стопки коньяка давно уже выветрились.

Марина подошла к нему, села на колени, забрав из пальцев сигарету, и улыбнулась:

– Пойдем спать, а? У тебя вид какой-то измученный.

– Ну, надо же – заметила, – усмехнулся он.

Марина положила голову на его плечо и пробормотала:

– Ты по-прежнему считаешь меня чудовищем.

– А ты и есть чудовище, – вздохнул Хохол, обнимая ее, – но я каждый раз думаю – а что бы я делал без тебя?

– Жил бы. Возможно, даже хорошо.

– Глупости не говори – хорошо…

– Ты к Касперу когда поедешь? – спросила она неожиданно, и Хохол вздрогнул – всегда пропускал такие вот удары, расслабившись, и это злило.