– Кто?! – Леон мгновенно пришел в себя, и, кажется, даже головная боль отступила.
– Ну, генерал… понимаешь? – прорыдала Лиза. – Его нет с самого утра, телефон молчит, дома его не было – все осталось так, как было, когда я утром ухо… – и она осеклась.
– Ну, договаривай, – мрачно предложил Леон, уже понявший, что она сейчас скажет, – когда ты уходила утром, да?
Лиза умолкла на секунду, но потом почти враждебно выкрикнула:
– Да! Ну, да, да! Когда я уходила от него утром! А что?! Имею право, я взрослый человек, да и он не мальчик!
– Если ты будешь орать на меня, я вешаю трубку, – стараясь сдерживать рвущуюся из груди злость, проговорил он.
Лиза снова умолкла, и на этот раз пауза тянулась нестерпимо долго, или так показалось мучимому неведомо откуда взявшейся ревностью и головной болью Леону.
– Леня, прости… – сказала она наконец. – Я не должна была звонить тебе, но больше мне не к кому обратиться. А в полицию… ну, это же сразу шум, скандал… мало ли что с ним…
– А если его убили? – зло спросил Леон, испытывая странное желание причинить Лизе боль. – Или похитили? Тогда не будет скандала?
– Не говори так… я понимаю, что должна была тебе сразу сказать, чтобы… ну, не знаю… помоги мне, пожалуйста, я тебя очень прошу… ради Миши…
– А вот это было зря. Мишку не приплетай сюда. – В голове стучали молотки, виски выворачивало от боли, а в затылок, казалось, вбили раскаленный гвоздь.
– Тогда помоги мне ради меня, – тихо попросила Лиза, – ты ведь можешь, я знаю…
Леон тяжело вздохнул. Еще бы ему не знать, что с генералом все в порядке и даже лучше – нежится небось в постели рядом с Виолой после любовных игрищ и в ус не дует, а на Лизу ему плевать. Жив-здоров, это главное. Но говорить об этом девчонке посреди ночи, да еще когда она в таком состоянии, явно не стоит – черт ее разберет, еще натворит чего-нибудь. И Леон не нашел ничего лучше, чем сказать:
– Хорошо. Ты ложись, а я подумаю, чем помочь.
– Можно, я приеду к тебе? – неожиданно спросила она, и Леон растерялся:
– Зачем?
– Мне страшно одной…
И у него не осталось выбора.
Голова болела, и никакие таблетки и последовавший за ними еще один укол ситуации не исправили. Леон сидел на краю кровати и сжимал руками виски, словно боялся, что голова развалится на куски, стоит ему убрать руки. Лиза позвонила в дверь через сорок минут, Леон с трудом добрался до прихожей и открыл. Испуганная гостья напоминала воробья, попавшего под дождь, – какая-то совсем уж маленькая, взъерошенная и несчастная.
– Леня, прости меня, – снова начала она прямо с порога, но Леон, измученный головной болью, был не в состоянии выслушивать ее извинения.
– Ложись в спальне, там… чистое белье… только застели сама… не смог… – процедил он сквозь зубы и, повернувшись, хотел уйти в большую комнату на диван, но Лиза схватила его за локоть:
– Нет. Ты же болен, господи, какая я дура… идем… – Она как-то ловко пролезла ему под руку, обхватила за талию и повела в спальню. – Вот так… – помогая ему лечь, бормотала Лиза, – ложись скорее… ты же бледный весь, мокрый… какая я идиотка…
Леон не мог ни сопротивляться, ни говорить – приступ оказался сильным, и присутствие Лизы в квартире было как нельзя кстати. Она увеличила мощность кондиционера, укрыла Леона простыней, сделала еще один укол и, сходив в ванную, уложила ему на лоб ледяное мокрое полотенце. Стало легче, и Леон уснул, а когда открыл глаза, увидел, что Лиза спит рядом с ним, крепко обхватив рукой за талию. От волос девушки шел какой-то незнакомый, но приятный аромат, и он осторожно принюхался – какие-то сладковатые духи. Она крепко держала его за талию, как будто боялась, что Леон вырвется и уйдет, и ему почему-то стало смешно и одновременно очень приятно. Аккуратно, одним пальцем он коснулся прохладного обнаженного плеча, погладил, едва прикасаясь, и вдруг услышал, как Лиза сказала совершенно ясным голосом, словно и не спала:
– Я думала, ты никогда не решишься… – И в ту же секунду теплые губы закрыли его рот поцелуем, а на лицо упала прядь волос, пахнущих сладкими духами.
Леон слегка растерялся от ее напора, но не сопротивлялся, скорее наоборот, и вдруг почувствовал такое желание, что не смог справиться с собой, перевернулся вместе с Лизой, подмяв ее под себя, и хрипло спросил:
– Ты не пожалеешь об этом завтра?
– Ты сумасшедший, Ленька… я мечтаю об этом с детства…
Утром он боялся повернуться и посмотреть в лицо спящей девушки – навалилось чувство вины за то, что не смог удержаться. Мишка, будь он жив, не одобрил бы такого. Осторожно, чтобы не разбудить Лизу, Леон выбрался из постели и ушел в кухню готовить завтрак. В половине седьмого город казался уже давно проснувшимся, но воздух еще не успел напитаться выхлопными газами и оттого ощущался почти свежим. Распахнув настежь кухонное окно, Леон высунулся до пояса и долго стоял так, вдыхая и выдыхая. «Что теперь будет? Ведь сейчас она проснется и вновь заговорит о генерале и его отсутствии. Кем я буду выглядеть, как себя чувствовать? Не надо было разрешать ей приезжать, но теперь-то что уж…»