Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Да я-то живу здесь, а вот ты как? И чего это? – кивнув на корзинку, полную бутылок, спросила Даша.

– Это… а, это так…

– Понятно, – решительно заявила Дарья, вынимая из кошелька банковскую карту и протягивая кассиру. – Значит, так, девушка. Водку мы брать не будем.

Кассир посмотрела на Хохла, и тот развел руками, признавая поражение.

Подхватив Дашины пакеты, он вышел следом за ней из супермаркета и спросил, останавливаясь на крыльце:

– Куда тебя проводить?

– Почему это проводить? Мы ко мне пойдем, посидим, чаю выпьем, ты мне все расскажешь, – все так же решительно заявила Дарья. – Я же вижу, Женечка – больной ты весь, аж глаза потухли. Идем, идем.

И Хохол, удивляясь себе, подчинился и пошел рядом с Дашей к той самой пятиэтажке, у которой сидел несколько минут назад.

Поднявшись на четвертый этаж, они остановились у массивной двери, за которой Хохлу открылась уютная, хорошо отремонтированная трехкомнатная квартира.

– Ты проходи, Женечка, я сейчас…

Даша скрылась в кухне, а Хохол, скинув кроссовки, вошел в большую светлую комнату, обставленную мягкой мебелью песочного цвета. Даша вернулась с подносом, на котором стояли чашки, сахарница и заварочный чайник, а в руке у нее обнаружилась корзинка со свежими плюшками.

– О господи, я уже забыл, как выглядят твои знаменитые творожные шаньги, – захохотал Хохол, помогая женщине расставить все на столе.

Даша принесла из кухни горячий чайник, установила его на подставке и уселась напротив Женьки в мягкое кресло.

– Ну, ты ешь и рассказывай. А… может, борщика, а? Утром варила.

– А давай, – согласился он, – от твоего борща отказываться грех.

Даша засмеялась:

– Ты не скромничай. Варить борщ ты умеешь лучше меня. Идем тогда в кухню, я погрею, а ты покуришь.

Кухонька оказалась маленькой, но уютной и чистой – ну а чего еще можно было ожидать от Даши. Пока в микроволновке грелся борщ, Женька курил, приоткрыв окно, а Даша, примостившись у стола, не сводила с него глаз.

– И не постарел ты совсем, Женечка, все такой же… Как Марина Викторовна-то?

– Как обычно, – процедил он сквозь зубы. – Чего, думаешь, я водярой тарился, как танкер горючим?

Даша печально улыбнулась:

– Опять поссорились? Она здесь, выходит?

– Ну а где ей быть-то? Здесь. С Вороном дела решает. Да и хозяин твой прежний, Григорий, мать его, Андреевич тоже тут.

– Ты смотри… значит, не обозналась я вчера, Виолу видела, – проговорила Даша, водя по столу ладонью.

– Где ты ее видела? – насторожился Хохол, прижимая окурок в пепельнице.

– Да на набережной, в беседке – помнишь, Марина Викторовна любила там гулять? Я с собакой выходила, соседкиного лабрадора выгуливаю, она приболела сама-то… Ну, вот, значит, иду я с Тихоном, смотрю – в беседке женщина сидит. Платье красивое, ярко-синее, волосы кудрявые по плечам – ну, чисто Виола. Да я подумала – откуда ей тут, уехала же вместе с Лешенькой…

– Виола. А мужика с ней никакого не было?

Даша вынула из микроволновки тарелку с умопомрачительно пахнущим борщом и понесла в гостиную, на ходу продолжая:

– Нет, Женечка, одна она сидела, вроде как ждала кого-то. Погоди… а Григорий-то Андреевич умер же, – вдруг сказала она, вопросительно глядя на вошедшего следом за ней в комнату Хохла.

– Дашка, я тебя умоляю… Покойники нынче пошли – сама знаешь. Моя вон по городу скачет, как живая. Так и Бес. Для кого умер, для кого – даже слишком жив.

– Ты садись, ешь, пока горячее. Значит, снова он сюда приехал? И Марина Викторовна тут как тут… Вот горячая головушка, нет ей покоя ни на этом свете, ни на том. Опять делят чего-то?

Хохол кивнул и взялся за ложку. Горячий ароматный борщ на время примирил его с действительностью и даже перекрыл ощущения от ссоры с женой. Но Даша, конечно, хотела знать все.

– Как живете-то вы там?

– Да как… как всегда. Она вроде нормальная, держится, а потом в какой-то момент – бац! – и как сегодня. Трах-бах, истерика на ровном месте. Малыша, вишь, вспомнила, у здания МБК припарковались, так у нее сразу воспоминания, слезы, и я по боку ей, – с горечью ответил Женька, возя ложкой по тарелке. – Даша, ну, скажи, ей чего не хватает? Ведь люблю – аж в груди давит, сдохнуть готов за нее, совсем себя потерял… А она все по покойнику убивается, как долго еще терпеть-то?

Он шмякнул ложку в борщ и закрыл руками лицо. Даша пересела к нему на диван и обняла за плечи, поглаживая по выбеленным волосам, как маленького: