Судьбы иосифлянских пастырей

Владыка Максим был особенно дружен с Владыкой Виктором, который представлял собою полную противоположность епископу-врачу. Владыка Виктор был небольшого роста, полный, жизнерадостный, открытый, доступный, приветливый, разговорчивый. „Каждого человека надо чем-нибудь утешить“, — говорил он, и, действительно, умел „утешить“ каждого встречного, порадовать, вызвать улыбку. Приходил он часто и подолгу беседовал с Владыкой Максимом о судьбах Русской Православной Церкви. Будучи оптимистом, он постоянно старался „заразить“ своей верой в светлое будущее России Владыку Максима, но тот оставался пессимистом, или, как он сам себя определял словами К. Леонтьева, „оптимистическим пессимистом“. Приближается трагический конец мировой истории, а потому, по слову Господню, надо „восклонить головы“ в ожидании непременного торжества Христовой правды…»

Сохранилось и другое свидетельство И. М. Андреева (Андреевского) об этих разговорах: «Беседы между Владыками Максимом и Виктором, свидетелями которых часто бывали мы, врачи санитарной части, жившие в одной камере с Владыкой Максимом, представляли исключительный интерес и давали глубокое духовное назидание. Оба Владыки любили друг друга, неторопливо, никогда не раздражаясь и не споря, а как бы внимательно, рассматривали с разных сторон одно сложное явление. Владыка Максим был пессимист и готовился к тяжелым испытаниям последних времен, не веря в возможное возрождение России. А Владыка Виктор был оптимист и верил в возможность короткого, но светлого периода, как последнего подарка с неба для измученного русского народа»[359].

По воспоминаниям Андреева (Андреевского), 21 января/3 февраля 1930 г., в день преподобного Максима Исповедника (день Ангела Владыки Максима), врачи вскладчину купили в лагерной лавке огромную «архиерейскую» фарфоровую чайную чашку, чрезвычайно изящной работы, и торжественно преподнесли ее в подарок дорогому Владыке (ел он мало, а чай пить любил; подарок имел большой успех): «Весь этот день мы снова провели, как и на Пасху, вместе, в нашей камере, и Владыка Виктор много рассказывал нам об интересных подробностях суда над преп. Максимом Исповедником. „Счастливы Вы, Владыко, что носите имя такого великого небесного покровителя-исповедника в настоящее время“, — проникновенно-радостно закончил свои рассказы владыка Виктор.

5/18 июля 1930 г., в день прп. Сергия Радонежского, наши друзья из канцелярии Санитарной части сообщили мне, что я буду ночью арестован и отправлен со „специальным конвоем“ в Ленинград, „по новому делу“. Предупрежденный, я собрался, попрощался с друзьями и, не ложась спать, стал ожидать ареста. Заслышав в 2 часа ночи шум и шаги внизу (наша камера находилась во втором этаже), я поклонился до земли Владыке Максиму (который тоже не спал) и попросил благословить меня и помолиться о том, чтобы Господь послал мне силы для перенесения грядущих скорбей, страданий, а может быть, пыток и смерти. Владыка встал с постели, вытянулся во весь свой богатырский рост (мне показалось, что он вырос и стал огромным), медленно благословил меня, трижды облобызал, и проникновенно сказал: „Много будет у Вас скорбей и тяжких испытаний, но жизнь Ваша сохранится, и в конце концов Вы выйдете на свободу. А вот меня через несколько месяцев тоже арестуют и… расстреляют. Молитесь и Вы за меня, и за живого и, особенно, после смерти…“ Предсказания Владыки Максима сбылись точно»[360].

Необходимо сказать несколько слов о судьбе еп. Виктора и его сторонников-иерархов. С июня 1928 до весны 1931 гг. Владыка находился в Соловецком лагере и в основном работал бухгалтером канатной фабрики. Интересные воспоминания о Владыке оставил отбывавший срок заключения вместе с ним академик Д. С. Лихачев: «Духовенство на Соловках делилось на „сергианское“… и „иосифлянское“, поддерживавшее митрополита Иосифа, не признавшего декларации. Иосифлян было громадное большинство. Вся верующая молодежь была также с иосифлянами. И здесь дело было не только в обычном радикализме молодежи, но и в том, что во главе иосифлян на Соловках стоял удивительно привлекательный Владыка Виктор Вятский… Он был очень образован, имел печатные богословские труды, но вид имел сельского попика… От него исходило какое-то сияние доброты и веселости. Всем стремился помочь и, главное, мог помочь, т. к. к нему все относились хорошо и его слову верили… Однажды я встретил Владыку (между собой мы звали его „Владыченькой“) каким-то особенно просветленным и радостным… Вышел приказ всех заключенных постричь и запретить ношение длинных одежд. Владыку Виктора, отказавшегося этот приказ выполнить, забрали в карцер, насильно обрили, сильно поранив лицо, и криво обрезали снизу его одежду… Думаю, что сопротивлялся наш „Владыченька“ без озлобления и страдание свое считал милостью Божией».