Судьбы иосифлянских пастырей

Но суть дела заключалась не в разоблачении экономических злоупотреблений, задолго до окончания следствия Президиум Ленгубисполкома уже вынес то решение, ради которого все и затевалось — о передаче обновленческой «двадцатке» большинства действующих храмов обители. Более того, понимая, что обновленческая «двадцатка» сопротивляться не будет, губернский административный отдел 10 сентября 1925 г. предложил городскому руководству изъять епископские облачения и ценные оклады с икон, переданные по договору новому приходскому совету, и Президиум Ленгубисполкома 10 октября принял постановление: «Разрешить Губадмотделу изъять поименованное имущество из бывш. Митрополичьей ризницы Александро-Невской Лавры и по его реализации сдать вырученные суммы в госфонд»[376]. Так завершилось реальное разграбление обители.

Тех же, кто, наоборот, спасал ценности Лавры, пряча их от изъятия и возможного последующего уничтожения, осудили. 5 марта 1926 г. был вынесен приговор Ленинградского губернского суда по делу «двадцатки и попов в Александро-Невской Лавре». Архимандриты Иоасаф (Журманов), Алексий (Терешихин) и пять членов прежнего приходского совета были признаны виновными в укрывательстве от налогов, кражах церковного имущества и приговорены к одному году заключения. К такому же сроку приговорили признанных виновными в укрывательстве от налогов («недонесении о неплатеже налогов служителями культов») ей. Григория, архимандритов Антония (Коробейникова) и Николая (Андронникова), а также обвиненных в краже архимандрита Серафима (Васильева) и двух мирян. Ввиду первой судимости суд понизил наказание ей. Григорию и некоторым другим насельникам до трех месяцев заключения. Осужденным зачли срок предварительного заключения, и поэтому многие из них вновь арестованы не были[377]. Так, поскольку епископ Григорий в декабре 1924 г. — апреле 1925 г. уже находился в тюрьме, он остался на свободе. Верующие восприняли это как оправдание Владыки, что фактически было верно.

Известный петроградский протоиерей Михаил Чельцов сообщал в своих записках о поведении ей. Григория: «На суде он держал себя неожиданно, к удивлению всех, мужественно, отвечал безбоязненно, но любезно». Согласно другим свидетельствам, власти ставили епископу в вину и то, что его приезд «вдохнул жизнь» в существование монастыря: «Многие из братий, живших в мире, вернулись в Лавру… и верующий народ стал стекаться в дотоле пустые храмы»[378]. Фактическое оправдание епископа Григория в марте 1926 г. имело большое значение для всей епархии. Помимо того, что Владыка с декабря 1923 г. управлял Лаврой, Шлиссельбургским и Детскосельским викариатствами, именно он после ареста 18 декабря 1925 г. епископа Венедикта стал временно управляющим Ленинградской епархией и занимал этот пост до июня 1926 г.

В ночь с 31 марта на 1 апреля 1927 г. епископ Григорий оказался арестован по делу Ленинградского Богословско-пастырского училища и обвинен в антисоветской агитации посредством слушателей училища и организации кружка «Ревнителей истинного Православия». В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого говорилось, что он, «состоя епископом, через своих приближенных, используя религиозные предрассудки масс, вел контрреволюционную работу путем агитации и пропаганды». За решеткой Дома предварительного заключения по данному делу оказались 13 человек, в том числе секретарь Владыки Григория Л. М. Де-Кампо-Сципион и его бывший келейник В. Дыргинт. Арестованные провели в заключении 7–8 месяцев, но, в конце концов, дело Богословско-пастырского училища развалилось (ей. Григория даже ни разу не допрашивали), и 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписки о невыезде, которые были аннулированы в ноябре 1928 г.[379]

После опубликования Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) и Временным Священным Синодом Декларации 1927 г. о лояльности советской власти и появлении в декабре 1927 г. иосифлянского движения началась смута среди насельников Лавры. Епископ Григорий критически воспринял Декларацию и стал т. н. «непоминающим» (за богослужением) митр. Сергия и государственную советскую власть. Несколько месяцев он применял на практике древнее право ставропигии, которое имела Лавра: учитывая существовавшую сложную обстановку в церковном управлении, Владыка Григорий никому не подчинялся и поминал лишь находившегося в ссылке Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). По некоторым сведениям, епископ считал, что Церковь, состоящая из отдельных автокефальных епархий, лучше сможет противостоять безбожной власти[380].