Судьбы иосифлянских пастырей

Церковный историк А. Краснов-Левитин записал в 1963 г. другую полулегендарную историю, рассказанную ему в Псково-Печерском монастыре иеродиаконом Вуколом (Николаевым), о том, как они с Владыкой Макарием в первые месяцы оккупации жили в деревне близ Чудова и голодали: «Однажды видит старушка, у которой жили схиепископ с келейником, странный сон: как будто подъезжает к ее избе золотая коляска, а в коляске Царица. И говорит Царица: „Здесь у меня старец, очень устал, надо ему отдохнуть“. А на другой день приходит католический ксендз и говорит: „Я слышал, здесь живет православный епископ с келейником?“ Вышел к нему Владыка. Поговорили. И ксендз дал совет: пробраться за Псков, в Псково-Печерский монастырь. Взяли котомки, посохи и пошли. Добрались до Печор, там их встретили с почетом. Стал схиепископ жить в Псково-Печерском монастыре на прежнем положении, служил ранние обедни. Стал мечтать, как вернется он восстанавливать в третий раз свою родную Макарьевскую пустынь. Но не то судил Бог…»[732]

Документы свидетельствуют, что рассказ Амосова оказался значительно ближе к истине. В начале 1942 г. Владыка и иеродиакон Вукол были перевезены немцами в Псков, и 14 апреля 1942 г. схиепископ вместе со своим келейником поселился в Псково-Печерском монастыре, при этом иеродиакон был назначен игуменом Павлом на должность уставщика. Хотя Владыка Макарий пребывал в обители на особом положении, он периодически служил в храмах, а 7 июля 1942 г. возглавлял крестный ход вокруг стен монастыря. Однако отношения епископа с руководством Псковской Миссии и Экзархом Сергием из-за юрисдикционной проблемы оставались напряженными. Вопреки утверждениям некоторых современных авторов, Владыка Макарий не участвовал в августе 1943 г. в Архиерейском совещании Прибалтийского экзархата. По некоторым сведениям, он вместе с тайным епископом Псковским Иоанном (Ложковым) в 1942 г. попытался установить контакт с принадлежавшим к Русской Зарубежной Православной Церкви митрополитом Берлинским и Германским Серафимом (Ляде). Но посланный ими иеромонах Никифор (Рихтер-Меллин) был задержан в Кенигсберге в поезде и отправлен обратно. И в Псково-Печерском монастыре Владыка Макарий по-прежнему предсказывал неудачное окончание войны для Германии и свою собственную кончину: «Я уже не вернусь отсюда»[733].

Схиепископ погиб во время бомбардировки обители советской авиацией в ночь с 31 марта на 1 апреля 1944 г. Осколок бомбы поразил Владыку в его келье во время коленопреклоненной молитвы перед иконами. В опубликованной в газете «Православная Русь» после смерти схиепископа статье отмечалось, что в период пребывания в Псково-Печерском монастыре он снискал «общую любовь, как искренний и горячий молитвенник за Родину и народ русский… И в тяжелые годы жизни в советской России Владыку чтили многие тысячи православных людей за его молитвы, помощь, ласку и за служение ближним. Многие рисковали своей свободой и жизнью, чтобы облегчить страдания Владыки во время его многочисленных ссылок и гонений. В лице его русские люди потеряли истинного ревнителя Православия, который оберегал заветы Церкви, несмотря ни на какие личные страдания»[734]. Похоронен был схиепископ в пещерах обители.

В Псково-Печерский монастырь в годы войны пришло еще несколько бывших насельников Макариевской пустыни: упомянутый иеродиакон Вукол, архимандрит Феодосий, иеромонах Феодосий, а в феврале 1945 г. — иеромонах Афиноген (Агапов). Все они ранее разделяли взгляды Владыки Макария, но со временем вошли в состав клира Московской Патриархии.

По некоторым сведениям, после войны пребывал в Псково-Печерском монастыре и последний из числа братии Ефремо-Перекомской обители — иеромонах Варсонофий (Кузьмин), встретивший освобождение Риги советскими войсками 15 октября 1944 г. в стенах местного Свято-Троицкого монастыря. Таким образом, после окончания войны в Новгородской епархии не осталось местных иосифлянских священников, и истинно-православную паству окормлял проживавший до 1950 г. в Ленинграде иеромонах Тихон (Зорин), который в конце 1950-х гг. поселился в пос. Окуловка, Подробнее об этом говорится в другом параграфе книги.

Иеромонах Матфей (Челюскин) и общины при часовнях на кладбищах Александро-Невской Лавры