Судьбы иосифлянских пастырей

Вот слово-то я сказал: прихожане. А ведь больше десятка человек в той церковке никогда и не было, но сотни в прихожанах числились. Все — заочно. Когда-то свел их Господь с батюшкой, так и были вместе с ним до гроба его, хотя никогда к нему не приезжали, а лишь в письмах исповеди посылали. В Окуловке все друг друга хорошо знали. Появление любого незнакомого человека — это целое событие и для всего села. И если бы духовные чада батюшки стали к нему регулярно ездить, то об этом стало бы известно в особых кабинетах почти мгновенно. Потому отец Тихон просил к нему приезжать только с благословения. Да и вскоре стало ясно, что лучше всего это делать мне, так как за мной уже закрепилось звание „племянника“.

7

Первые годы жизни в Окуловке он еще совершал поездки в Питер. Это было редко и секретно. Но власти постоянно к нам подсылали провокаторов. Притворившись жаждущими духовного окормления православными христианами, эти иуды все вынюхивали, а потом за копейки предавали батюшку. Однажды так просилась к нам женщина, слезами прямо изошла, батюшке ноги бросилась целовать. А на поверку вышло — провокаторша. Даже про торт, что батюшке принесла, в КГБ донесла…

С 1970 года отец Тихон перестал бывать в городе. Безвыездно жил в Окуловке. Здоровье его стало заметно ухудшаться. Да и откуда ему быть хорошим: тюрьмы, ссылки, служение в холодных квартирах и на чердаках (в Коломягах), скитания по чужим квартирам под страхом ареста — все это телесного здоровья не прибавляет. Болел телом, но духом не падал.

Последнее письмо я получил от него в начале декабря 1975 года: „Земная храмина моя разрушается, — писал он, — а небесной я себе не приготовил…“ Эти тихие его слова перевернули мне сердце. Я знал, что просто так он не напишет. Уже на другой день я приехал в Окуловку.

Отец Тихон был уже при смерти. Около его постели были монах Серафим (откуда-то с юга, больше мы о нем ничего не знали), Вера Михайловна, потом подъехал отец Михаил Рождесгвенский. С о. Михаилом наш батюшка паству не делил, вместе окормляли православных. В последних числах декабря он скончался. Отпевал его о. Михаил Рождественский…»[767]

Память немного подвела Алексея Петровича. После освобождения из лагеря отец Тихон ездил к схиепископу Петру (Ладыгину), проживавшему и скончавшемуся в удмуртском г. Глазове 19 февраля 1957 г. Сам батюшка умер 18/31 января 1976 г., его могила в Окуловке сохранилась и до сих пор посещается верующими.

Монахиня Иоанна (Лежоева)

Монахиня Иоанна (Лежоева). 1910-е гг.

Монахиня Иоанна (в миру — Анна Яковлевна Лежоева) была одной из ближайших духовных дочерей святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Она родилась в 1869 г. в Петербурге в богатой купеческой семье, окончила в столице Патриотическую Рождественскую школу. Девушка с юности хотела принять монашеский постриг и замуж не вышла. О ее близости к о. Иоанну свидетельствуют письма батюшки. Так, например, 10 июня 1901 г. Кронштадтский пастырь писал игуменье Леушинского монастыря Таисии, что Анна Яковлевна сопровождала его в начале июня в поездке в Сурский монастырь и пожертвовала на обитель 200 рублей. Лежоева с самого начала возведения Иоанновского монастыря принимала деятельное участие в его построении и в 1903 г. стала насельницей обители. Сначала она проходила послушание старшей свечницы, а с 1904 г. исполняла обязанности казначеи. 17 декабря 1907 г. Лежоева была определена послушницей монастыря по указу Санкт-Петербургской Духовной консистории[768].

В 1907–1908 гг. в обители был устроен храм-усыпальница о. Иоанна Кронштадтского, освященный во имя ев. пророка Илии и ев. царицы Феодоры (имена отца и матери батюшки). Средства на его строительство дала, как сообщалось в периодическом издании «Колокол», одна петербургская жертвовательница, пожелавшая остаться неизвестной. Теперь известно, что это была Анна Яковлевна. Сохранилось опубликованное свидетельство монахини Викторины (Кореневой), считавшей мон. Иоанну (Лежоеву) своей «духовной матерью»: «На средства матушки была устроена усыпальница о. Иоанна Кронштадтского. Батюшка Иоанн говорил:

„Как ты, матушка, приготовила мне место успокоения на земле, так я для тебя приготовлю место на Небе“. Сама монахиня Иоанна была очень кроткого нрава. Ее келейница говорила, что никогда не видела, чтобы матушка вышла из себя — она всегда была мирная и любвеобильная… Как духовная дочь о. Иоанна, она от него при жизни получила благословение писать записочки, класть их за образ и вынимать с молитвой, и с полной верой поступать так, как написано в записочке. Так она и поступала. Даже к нам идти или нет. Она клала записочку. И если выходило не ходить, так тогда не приходила. Так она делала каждый раз… Отец Иоанн ее сохранял, и она умерла своей смертью. Он сказал ее сестрам, что она замолит весь их род»[769].