Судьбы иосифлянских пастырей

22 года; в Воронцовском монастыре 2 года, в С.-Петербургском] Очаковском подворье 5 лет и остальные три (3) года находилась на нелегальном положении в Ленинграде и Ленинградской области.

В ноябре (6 числа) месяца 1922 г. меня во Пскове (Предтеченском монастыре) преосвященный епископ Геннадий посвятил в сан игумении и послал в Воронцовский монастырь. До меня игумении в этом монастыре не было. Проигуменствовала только один год. В начале 1924 года мирская власть монастырь, существовавший под видом артели, ликвидировала, и я перевелась в С.-Петербургское] Воронцовское, на Очаковской улице, подворье…

Убеждения мои ясны, они внешне выразились довольно ясно за последние 4 года с лишним. Начиная с 1927 года, т. е. с того момента, когда старая Патриаршая (Тихоновская) Церковь раскололась на два лагеря, я примкнула к тому лагерю, вернее, к той целостной Истинно-Православной Церкви, архипастыри, пастыри и настоящие последователи которой избрали путь свержения существующей мирской власти и восстановления монархии.

По своей малой образованности мне политическая сторона дела нашей Истинно-Православной Церкви вполне ясно не представлялась. Когда наши архипастыри, пастыри и активно стоящие на защите Истинно-Православной Церкви все ревнители ея объединились в большую и, казалось, непобедимую организацию, противопоставившую себя существующей мирской власти, мне представлялось все в таком свете — и я в этом убеждена до настоящего времени, — что вести борьбу необходимо вплоть до принятия мученического венца со всякой силой, которая направлена против церкви Христовой. Мне трудно судить о том, что есть ли существующая власть от Бога или она не от Бога, но уверена, что Бог допустил эту власть, чтобы верующих в Него испытать, насколько они тверды. Зачем именно Богу устраивать всякие испытания, когда Он и без того имеет представление довольно ясное о каждом человеке, судить не смею. Каждому человеку дано свое. Так вот оно вышло и с нашей церковной организацией и мирской властью. Подразумевая отдельных нас, людей, под нашей организацией, сплоченных общими идеями и стремлениями, ничего не вижу противоречивого, если мы (организация) преследовали одни цели, а мирская власть — другие. Так оно и должно, по-моему, быть. Между властью и Православной Церковью вообще ничего общего быть не должно и не могло. В истории Церкви были и такие времена (крестовые походы), когда христиане с оружием в руках шли (с военным оружием в руках) против неверных и убивали их без всякой жалости. Значит, так было Богу угодно. Если наша церковная организация решила пойти на свержение существующей власти, и стало быть, также с допущением неизбежных кровопролитий, то это было бы безусловно лишь во благо Святой Православной Единородной Апостольской Церкви, а потому — это была насущная задача. Если же не удалось осуществить своей цели нашей организации, то, очевидно, так должно было быть. Стоять же за веру Христову необходимо, иными хотя бы средствами, без кровопролитий, но нужно. Какими средствами? Считаю, что самое лучшее — разлагать существующую власть изнутри, постепенно, проникая в самые ее недра.

Господь всесилен — проповедовать в каких угодно условиях Имя Господне, и настанет такое время, когда расточатся «врази» его, т. е. отойдет в область преданий безверие и рассыпется существующая власть — это ужасное страшилище, от которого мне самой пришлось скрываться целых три года…

В 1927 году я, будучи игуменией Очаковского (Воронцовского) подворья, сразу же, как только появились происки существующей мирской власти в виде Декларации митрополита Сергия, отмежевалась от примкнувшего к митрополиту Сергию духовенства и присоединилась к тем пастырям и архиереям, которые пошли за преосвященным митрополитом Иосифом Петровых. Монахинь Очаковского подворья было всего 40, а за мной пошли только 12 сестер. Бывала я тогда в Старо-Ладожском подворье и в его монастыре и в некоторых других монастырях, приходилось высказывать, где было можно, свои взгляды и тем самым укреплять Истинную Православную Церковь. Скрываясь от мирской власти, жила в дер. Орлово Холмского уезда Псковской губ. в доме крестьянина Василия Гаврилова и в Ленинграде была только наездами. Была однажды (17 мая 31 г.) в Озерках, на Поклонной горе, 15, у монахини Рыжковой Евдокии Степановны (в ссылке на 3 года) и др. В это самое время приехали люди из ГПУ и чуть было меня не арестовали. Около дома имеется отхожее место, и к моменту прихода этих людей я была там; ушла из этого места, переночевала эту ночь на Озерковском кладбище, назавтра пришла к своему брату Сергею Васильевичу Романенко (Ленинград, Рыбинская ул., 7, кв. 83) и сразу же уехала опять в деревню.