Читаем Судьбы на переломе полностью

– Пётр Иванович, у вас же недобор первокурсников, вы же знаете лимиты. Кто же вас благословит на выезд с пятью человечками? – Наташка сжала губки в ниточку и в упор посмотрела на квадратный подбородок Петра. Выше просто не получилось.

– Ладно, и сколько вы мне посадите на шею?

– Так немного, ещё пяток, и институтский комитет всё согласует. Ну, вы тут поговорите, а я побежала. Да, Сергей, ты бы нашёл ещё кого-нибудь для командарма Вжуха, а то ему дороги не будет. – Наташка хитро улыбнулась и исчезла в толпе, выходящей из аудитории.

– Коза, блин! – Пётр Иванович негромко выругался. – А тебе скажу, что в свой отряд я кого попало не беру, у меня выбор большой. Ты должен что-то уметь делать помимо того, что тебе придётся заниматься строительными работами. Вот что ты ещё умеешь?

– Я очень люблю фотографировать, – честно ответил Сергей, – и аппаратура вся есть.

– Это уже кое-что, – смягчился Пётр Иванович. – Ладно, давай ищи ещё народ, приводи, посмотрим на него. А Наташке-то хоть шоколадку, что ли, подари: ко мне в отряд попасть непросто, и, если бы не она, я бы и разговаривать с тобой не стал. Меня найдёшь по расписанию, в перерыве.

Сергей всё рассказал Игорю, а тот, само собой, Пашке. Паша привёл своего земляка, Михаила Суворина. И к этой компании присоединился Женька Клокотов из их группы.

– Слушай, Сергей, а это не трёп, что у этого Вжуха можно хорошо заработать? Это тебе твоя пассия сказала? – Игорь отчаянно нуждался в деньгах, а потому хотел всё проверить.

– Да, сказал информированный человек. – Сергей уверенным тоном постарался прекратить подобные вопросы. – Поедем – увидим.

Вся компания была представлена Петру Ивановичу, тот расспрашивал каждого о том, кто что умеет, предупредил, что у него в отряде дисциплина и сухой закон, а исключение из отряда грозит исключением из института и знакомством с солдатскими сапогами в течение двух лет. Все покивали, сообщили, что всё поняли, и были занесены в списки отряда.

А представительниц слабого пола отправляли на сбор помидоров под Астрахань, в столицу помидорного и баклажанного края городок Харабали.

Ночь, светлая июньская ночь опустилась на огромный город, поредела толпа на улицах, чуть меньше стало движение на широких московских проспектах. Наутро Тане и Игорю ехать в разные стороны.

– Мы не увидимся целых два месяца! – Таня прижалась к груди Игоря. – А ты мне будешь писать?

– Конечно, обязательно. Я буду скучать по тебе! – Игорь поцеловал её. – Я буду очень скучать.

– Ага, заведёшь там себе какую-нибудь девку, а меня забудешь. – Татьяна прижалась к нему всем телом. – Смотри, я предательства не прощаю!

– Танюша, что ты! Я вообще ненавижу предателей, и потом, как ты могла подумать, что я тебя на кого-нибудь променяю? Это невозможно. Я тебя люблю!

Таня что-то хотела ответить, но Игорь обнял её и стал целовать. Когда всё кончилось, она, тяжело дыша, смогла только произнести:

– Я тебя люблю!

Эта ночь для Татьяны и Игоря выдалась бессонной.

А наутро автобусы от парадного крыльца МВТУ увозили стройотряды в ближайшие области, большинство же уезжало поездами во все концы необъятной страны под названием СССР, чтобы работать на стройках от Бреста до Владивостока и от Таймыра до Алтая.

Глава 7. Игорь Евдокимович и Сергей Александрович

Двадцать первый век

После звонка Игоря в дверях снова появилась та же девушка, неся поднос с двумя рюмками и двумя бутербродами. Когда она нагнулась, чтобы поставить всё это на стол, её грудь едва не вывалилась из маечки на всеобщее обозрение.

– Приятного аппетита, Игорь Евдокимович, – сказала она, сделав шефу глазки.

– Екатерина, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты одевалась прилично. Гости могут подумать чёрт знает что!

– Ну и пусть думают! – сказала Катя, вздёрнув носик и одарив Сергея улыбкой. – Принести что-нибудь ещё?

– Нет, достаточно. – Игорь Евдокимович махнул рукой. – Проваливай! Максу скажи, чтобы машина была минут через пятнадцать.

Катя открыла дверь, немного обернулась, снова стрельнула глазами в шефа и исчезла за дверью.

– Видишь, как я ещё, оказывается, кому-то интересен, – сказал Игорь. – Давай за встречу! Это ж сколько мы не виделись?

– Да лет двадцать, наверное, – ответил Сергей. – Расскажи, как ты, как жил, что всё это означает, и вообще, как ты дошёл до жизни такой?

– Это долгая и нудная история, Серый! Это за пять минут не расскажешь! Поехали ко мне, посидим, поговорим.

– Игорь, а что по поводу силикона?

– Получите вы силикон, не переживай! Как же это я Кольцова оставлю без силикона? – Игорь с улыбкой посмотрел на Сергея. – Я очень рад, что нас вновь свёл случай! Силикон, говоришь? Это Господь Бог нас снова свёл! Поехали отсюда, Сергей, поехали.

Спустя сорок минут они подъехали к коттеджному посёлку по Ленинградскому шоссе и вскоре вошли в двухэтажный дом с высоким помпезным крыльцом, отделанным мрамором, и высокими стрельчатыми окнами с разноцветными стёклами на первом этаже.

– Вот это да! – Сергей оглядывал парадное крыльцо. – Да ты стал крёзом каким-то, прям буржуин!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза