Судьбы передвижников

Но что за ерунда?! После занятий мальчишка с нетерпением брался за нелепейшее, по мнению отца, занятие – перерисовывал понравившиеся журнальные иллюстрации. Значительно преуспев в этом деле, Алексей в своих рисунках стал что-то домысливать, переиначивать, одним словом, проявлять творческую смекалку. Когда работ собралось внушительное количество, юного Саврасова посетила предприимчивая идея. Прихватив свои рисунки, он отправился на рынок, чтобы предложить их в качестве товара торговцу лубочными картинками и прочим подобным незатейливым добром. Рисунки Алексея выгодно выделялись на этом убогом фоне. Торговец с удовольствием скупал творения мальчика, а того безмерно радовали не столько честно заработанные деньги, сколько проявленный к его работам интерес. Тут и дружок появился – воспитанник известного в Москве Училища живописи, ваяния, ещё более укрепивший в Алексее страстное желание стать настоящим художником. Стоит ли говорить, сколь неодобрительно отнёсся Кондратий Артемьевич к такой жизненной перспективе для своего отпрыска. Творчество виделось купцу, привыкшему всё оценивать на счётах, блажью, впустую отнимающей время.

И всё же Алексей Саврасов стал воспитанником МУЖВ, а налаженный сбыт рисунков позволял ему самостоятельно справляться с оплатой обучения. С педагогом Алексею повезло несказанно, он попал в заботливые руки Карла Ивановича Рабуса – человека широких взглядов и редкой образованности. Как и все ученики Рабуса, Саврасов искренне любил и ценил своего наставника. Профессионализм, любознательность, гуманизм и высокий интеллект – всё соединилось в этом обрусевшем немце. Свою педагогическую задачу Карл Иванович видел прежде всего в приобщении подопечных к высоким идеалам искусства, а уж потом – в формировании у творческой молодёжи прочных основ мастерства. Превосходный рисовальщик и живописец, прошедший школу Императорской Академии художеств, Рабус коллекционировал картины, писал искусствоведческие статьи, читал лекции по эстетике и теории красок, подготовленные на основе трудов Леонардо да Винчи, Антона Рафаэля Менгса, Иоганна Вольфганга Гёте. В молодости, исколесив Европу и юг России, он предпочёл осесть в Москве, от всей души полюбил этот город, и тот ответил художнику взаимностью. В Москве у Карла Ивановича сложился интереснейший круг знакомств, включавший в себя не только деятелей изобразительного искусства, но и талантливых литераторов, учёных. Ради «умной» и «приятной» беседы с Рабусом эти неординарные люди часто собирались в его доме.

С учёбой у Саврасова всё складывалось прекрасно, вот только мать юного художника и ещё трёх его сестёр и брата стала прихварывать. Слабеющая женщина уже не могла вести дом, и по настоянию отца Алексею пришлось оставить учёбу, чтобы помогать семье, но каждую свободную минуту юный Саврасов посвящал любимому делу, чем очень сердил Кондратия Артемьевича. Отцовский гнев переселил Алексея вместе со всеми его художественными принадлежностями на холодный, продуваемый всеми ветрами чердак. В 1846 году добрая, славная Прасковья Никифоровна пала ещё одной из несметных жертв безжалостной чахотки, а уже через год порог дома Кондратия Соврасова переступила его новая избранница.

К счастью, мачехой детей купца стала женщина с приветливым характером, сумевшая создать в семье благоприятную обстановку. Свой первый собственный дом, с большим трудом приобретённый на Якиманке, Кондратий Артемьевич предпочёл продать, слишком уж многое напоминало в нём о трагическом угасании бедняжки Прасковьи. К художественной страсти пасынка новая жена Соврасова отнеслась с пониманием и старалась убедить мужа не чинить препятствия в намерении юноши вернуться в любимое, вынужденно им оставленное училище. А однажды в дом купца наведался сам Рабус, не забывавший своего способного ученика, и не один, а в компании обер-полицмейстера Москвы. Уважаемые визитёры сумели убедить Кондратия Артемьевича – его сыну совершенно необходимо продолжить прерванное обучение, и в начале 1848 года Алексей снова влился в ряды воспитанников училища на Мясницкой.

Получив аттестат неклассного художника, Саврасов, участвуя в выставках, оставался среди учеников Рабуса. В 1851 году весьма одобрительно были восприняты два его холста, старательно выполненные в традиционной романтической манере, – «Вид на Кремль от Крымского моста в ненастную погоду» и «Зимняя ночь в Москве». Спустя год молодой художник отправился в повторное путешествие по Украине. Его первая поездка в Малороссию, состоявшаяся тремя годами ранее по совету учителя на средства мецената И. В. Лихачёва, носила скорее ознакомительный характер. Теперь живописные украинские виды обозревал многообещающий художник. В Москве богатые украинские впечатления бодро перерабатывались в творческой лаборатории начинающего живописца, легко обходясь с устоявшимися принципами и условностями искусства пейзажа. Подобный подход принято называть самобытностью, и в работах 23-летнего живописца она уже определённо присутствовала.