Судьбы передвижников

За дискуссиями между академиками и передвижниками члены Товарищества наблюдали, ещё как-то сохраняя невозмутимость, но, когда некоторым передвижникам было предложено стать академическими педагогами, профессорами, и они ответили согласием, у самых непоколебимых членов Товарищества сдали нервы. Пуще всех негодовал Ярошенко, отвергавший любое взаимодействие передвижников с Академией художеств и видевший в этом предательство идеалов ТПХВ. Убеждённый, что Куинджи «всему делу воротила», Николай Александрович недрогнувшей рукой перевёл бывшего друга в стан врагов, не приняв во внимание хотя бы то обстоятельство, что Архип Иванович уже не являлся членом Товарищества, не имел перед ним обязательств и как состоятельный человек не интересовался материальной выгодой, которую сулило сближение с академией. Ярошенко не сходился с Куинджи в яростных спорах, старался вести себя сдержанно, хотя никак не мог обойтись без скептических и едких высказываний о том, что Архип Иванович не только формально, но и по существу уже давно отошёл от передвижничества.

Ярошенко нанёс удар неожиданно, и вот как это было. Под конец встречи на очередной «среде» у Менделеевых он раскланялся, сообщив, что направляется на собрание передвижников. Архип Иванович, имевший обыкновение присутствовать на таких встречах, последовал за ним, но очень скоро в передней менделеевской квартиры раздался возбуждённо-нетерпеливый звонок. Задыхающийся от возмущения Куинджи не сразу нашёл слова, чтобы объяснить присутствующим причину своего неожиданного возвращения. Немного успокоившись, он поведал, что, зайдя с Ярошенко в здание Общества поощрения художеств, где собирались передвижники, услышал от него, что на свои встречи члены Товарищества не допускают посторонних. «Ну да ведь не меня же», – с усмешкой возразил Куинджи, ещё не подозревая, какую убийственную фразу мгновение спустя ему предстоит услышать. «Нет, именно вас решили не пускать!» – строго произнёс Ярошенко.

Жёсткую позицию Николая Александровича по отношению к Куинджи разделяли далеко не все передвижники, что особенно ярко проявилось в процессе организации торжественного обеда, приуроченного к 25-летию ТПХВ. Как личное оскорбление воспринял Ярошенко приглашение Архипа Ивановича. Григорий Мясоедов Ярошенко поддержал. Разразившийся скандал принудил прибегнуть к голосованию, и в итоге Куинджи на большое торжество не позвали. «Мне кажется, что он легко бы перенёс потерю состояния, но разочарования в людях, в друзьях убивали его, и разыгравшаяся у него болезнь сердца, от которой он сошёл в могилу, произошла от огорчений моральных» – таково было мнение жены Менделеева, Анны Ивановны.

Непродолжительная педагогическая деятельность Куинджи в стенах Академии художеств обнаружила его выдающийся потенциал учителя. Ещё до своего официального назначения Архип Иванович тянулся к академической молодёжи и вместе с Шишкиным общался с ней после занятий. Как и многие, Иван Иванович находился под обаянием Куинджи – человека и художника, окрестив его «чародеем». Живописцев связывала общая любовь к птицам, и Шишкин частенько посещал сад, устроенный на крыше куинджевского дома, окрестив его «Семирамидиными садами».

Стройную преподавательскую систему Куинджи не разрабатывал, но умел найти правильную интонацию в пестовании учеников, внимательно наблюдая за развитием богатой россыпи индивидуальностей. В классе Архипа Ивановича царила непринуждённая атмосфера, и подопечные мастера выступали полноценными участниками свободного творческого поиска. Преподавательский посыл не исчерпывался обучением техники живописи, а широко охватывал вопросы формирования творческой личности. Учащихся своей мастерской Куинджи хотел видеть спаянной духовной общностью и безусловной преданностью искусству семьёй, каждый член которой мог свободно выражать своё мнение. Профессор Куинджи настаивал на познании природы и работе над небольшими этюдами придавал огромное значение. Но использовать этюды как прообразы будущих картин художник не рекомендовал. Сам он никогда не списывал с натуры, а сочинял свои картины. Так, как известно, поступал Айвазовский. Ещё Архип Иванович не одобрял страстного увлечения новомодными живописными тенденциями. Авторитетов в искусстве он вообще не признавал. К чарующим откровениям Левитана и других талантливых пейзажистов нового поколения Куинджи отнёсся спокойно. Он остался верен себе и своим убеждениям, но враждебности к новаторам не выказывал.