Судьбы передвижников

«Обыкновенные смертные нуждаются друг в друге, а не силачи» – так высказался Иван Крамской о самодостаточности художника Архипа Куинджи не только в творчестве, и верность этого суждения вскоре подтвердил триумф 1880 года, когда в зале Общества поощрения художников на Большой Морской улице в Петербурге состоялась выставка одной картины Куинджи – неподражаемой «Лунной ночи на Днепре». Такой экспозиционной формы в России ещё не знали, но Архип Иванович любил оправданный риск, и его новаторство было вознаграждено с лихвой. Художник проявил себя умелым организатором, заблаговременно оповестив публику о грядущей необычной выставке. Он заранее пригласил в свою мастерскую авторитетных деятелей культуры, чтобы те, делясь впечатлениями об увиденной картине, максимально подогрели общественный интерес. Расчёт Куинджи оправдался. Толпы людей стремились проникнуть в небольшой полутёмный зал с задёрнутыми гардинами и зажжёнными лампами, где царствовал причудливый изгиб реки, отражающий торжественную безмятежность лунного безмолвия. Сияние ночного светила было передано живописцем столь правдоподобно, притихшее пространство над рекой излучало такое вселенское спокойствие, что картина действовала на зрителей совершенно магическим образом. У входных дверей уникальной выставки посетителей встречал сам Куинджи, он же формировал группы и провожал их до зала. Люди толпились, заслоняя друга, приподнимались на цыпочки, чтобы ещё только один разок прильнуть взором к небывалому живописному откровению. Кто-то, в надежде разгадать таинство волшебного лунного сияния, рассматривал картину в лупу, кого-то разбирало любопытство взглянуть на обратную сторону полотна, но всё было тщетно – колдовство оставалось неразгаданным.

Между тем «знатоки» живописи не унимались в своих попытках вывести Куинджи на чистую воду. Один из них додумался до того, что находить точные тона художнику помогает используемое в работе зелёное стекло. Но подобное «разоблачение» было ошибочным. Между тем некоторые живописные секреты у Куинджи всё-таки имелись, и один из них – применение нестойких битумных пигментов – сослужил триумфальной картине недобрую службу.

Опасения на сей счёт возникли ещё тогда, когда о разрушительном действии пигментов можно было только догадываться. В письме Суворину Крамской рассуждал об этом, как всегда, чётко, обоснованно, разумно: «Меня занимает следующая мысль, долговечна ли та комбинация красок, которую открыл художник? Быть может, Куинджи соединял вместе (зная или не зная – всё равно) такие краски, которые находятся в природном антагонизме между собой и, по истечении известного времени, или потухнут, или изменятся и разложатся до того, что потомки будут пожимать плечами в недоумении: отчего приходили в восторг добродушные зрители?.. Вот во избежание такого несправедливого к нам отношения в будущем я бы не прочь составить, так сказать, протокол, что его “Ночь на Днепре” вся наполнена действительным светом и воздухом, его река – действительно совершает величественное течение и небо – настоящее, бездонное и глубокое…»

Когда потенциальные покупатели рискнули осведомиться – за какую сумму Куинджи готов расстаться со своей бесподобной «Лунной ночью», оказалась, что у холста уже есть хозяин, и не кто-нибудь, а великий князь Константин Константинович. Полотно он приобрёл ещё в мастерской художника, сразу не признавшего в морском офицере, заинтересовавшегося картиной, представителя монаршей фамилии. Куинджи не сомневался – запрошенная баснословная сумма в пять тысяч рублей охладит покупательский пыл незнакомца, но тот, нисколько не стушевавшись, попросил оставить полотно за собой.

Став владельцем шедевра Куинджи, Константин Константинович решил с ним не расставаться даже во время кругосветного плавания. Об опасности, грозящей картине, одним из первых обеспокоился Иван Сергеевич Тургенев и поспешил из Парижа в Шербур, где фрегат с «Лунной ночью» на борту бросил на некоторое время якорь. Писатель тщетно пытался убедить великого князя, что навязанное картине путешествие может не лучшим образом отразиться на её состоянии и что гораздо благоразумнее позволить ей перевести дух и предстать во всём своём великолепии на Всемирной выставке, которая вот-вот должна открыться во французской столице. На Константина Константиновича доводы Тургенева не произвели впечатления. Он согласился предоставить горожанам возможность полюбоваться «Лунной ночью» только во время своего личного пребывания в Париже. Делать нечего. Ивану Сергеевичу пришлось в срочном порядке хлопотать о предоставлении выставочной площадки для картины кисти русского живописца. Удалось найти только одну, да и то столь в художественных кругах непопулярную, что выдающееся произведение попросту не заметили. А потом «Лунную ночь» водворили на корабль, и вскоре опасения Тургенева обернулись печальной реальностью – колористическое великолепие картины не выдержало перенесённых испытаний.