Судьбы передвижников

И хотя столичную художественную общественность уход Архипа Ивановича из Академии художеств огорчил, самую преданную поддержку художник нашёл в лице учеников, и не только своих. Он получил коллективное студенческое послание, заверявшее мэтра в безграничном к нему уважении. Архип Иванович пресёк призыв некоторых молодых горячих голов покинуть академию вслед за любимым педагогом, призвав к достойному завершению учёбы.

Класс Куинджи был передан Александру Александровичу Киселёву, но, по словам Аркадия Рылова: «После Куинджи у Киселёва нечему было учиться». Архип Иванович продолжал следить за занятиями подопечных вплоть до защиты ими дипломных работ. Среди всех выпускников того года они продемонстрировали лучший уровень подготовки, чем очень порадовали своего учителя. А когда возник вопрос – кто из них будет отправлен за казённый счёт за границу, Архип Иванович поступил неожиданно и очень красиво. Пригласив подопечных в роскошный ресторан, объявил, что все они достойны увидеть Европу и что он, Куинджи, берётся этому посодействовать.

Архип Иванович сдержал слово и в конце апреля 1898 года в компании тринадцати учеников отправился за границу, оплатив коллективное путешествие из своего кармана. Поездка эта сохранилась в памяти куинджевских воспитанников как одно из самых ярких жизненных впечатлений.

Годом ранее Куинджи продал свои петербургские дома. Они не приносили ожидаемого дохода ещё и потому, что по доброте душевной художник не выгонял на улицу многих неплатёжеспособных постояльцев. А когда цены на недвижимость взлетели, Архип Иванович предпочёл от домов избавиться, выручив за них грандиозную сумму – 385 тысяч рублей. Можно представить, с какой болью в сердце живописец простился со своим садом на крыше.

И без того не бедствующий Куинджи в одночасье превратился в очень богатого человека, но внушительный капитал ничего не изменил в непритязательности художника. Не понимая стремлений к внешним проявлениям «красивой» жизни, Архип Иванович, как и прежде, ездил с беднотой в вагонах третьего класса, останавливался в дешёвых гостиницах. Однажды некий молодой художник захотел одолжить у Куинджи некоторую сумму, и мэтр предположил, что тому не хватает денег на самое для живописца необходимое – холст и краски. Когда же выяснилось, что просителю нечем заплатить прислуге, Куинджи раздражённо поинтересовался: зачем же держать прислугу, если для этого нет соответствующих финансовых возможностей? Последовавший ответ возмутил Архипа Ивановича до крайности: «А что я, сукин сын, что ли, что должен без прислуги жить?»

Сразу после продажи недвижимости чета Куинджи поселилась в академической квартире, а затем переехала в дом, где жил и умер Крамской. Квартира на четвёртом этаже состояла из гостиной, спальни и расположенной между ними маленькой «курительной» комнаты. Супруги обедали на кухне, рядом с которой взбегала в просторную мастерскую деревянная лестница. Прошло немного времени, и местные птицы тоже признали в Куинджи своего щедрого благодетеля.

В один год умерли Шишкин, Ярошенко, Павел Третьяков, что, конечно, не могло не стать для Куинджи серьёзным поводом для осмысления пройденного пути, оценки перспектив. Художник не слишком был в этом смысле оптимистичен. К результатам преобразования академии, в котором Куинджи принял самое непосредственное участие и с которым связывалось столько надежд, Архип Иванович отнёсся скептически, считая, что «новая Академия стала хуже старой Академии». Вынужденно расставшись с профессорством, Куинджи, оставаясь членом Совета Академии художеств, пользовался сохранившейся возможностью выступать на его собраниях. Происходило это всегда так страстно, несогласие выражалось так яростно, что у присутствовавших на собраниях были все основания опасаться за здоровье оратора. Неистовая, не обнаруживавшая ни страха, ни неловкости перед высоким начальством борьба за правильную, по мнению Куинджи, организацию учебного процесса редко достигала цели. Пламенные пожелания Куинджи тонули в привычной административной косности.

Архип Иванович трезво воспринимал естественные процессы развития искусства и был далёк о того, чтобы отговаривать своих учеников от участия в вернисажах «Мира искусства». А когда мирискусники обратились к Академии художеств с просьбой предоставить им выставочную площадку, Куинджи оказался единственным, кто высказался «за».

Отказавшись от участия в выставках, Куинджи оставался ищущим художником. Недремавшие творческие побуждения могли заставить его подняться в свою мастерскую даже ночью. Избавив себя от ожиданий публики, Архип Иванович позволял себе спокойно экспериментировать в поисках более выразительного живописного воплощения природной гармонии, но тогдашние творения художника никто, кроме его супруги, не видел. Выставочное молчание Куинджи длилось долго, очень долго – два десятка лет. Этого огромного срока более чем достаточно, чтобы окончательно исчезнуть из творческого пространства современников, оставшись в истории искусства.