Вместе с Прянишниковым на училищной педагогической ниве в то же самое время трудились Василий Перов, Владимир Маковский, Алексей Саврасов. Их питомцы представляли собой «нечто целое, своего рода армию, стоящую в резерве и готовящуюся выйти в настоящий бой». Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля свидетельствует: «Прянишников, Маковский, Поленов – много нам дали из своего богатого и разнообразного художественно-творческого опыта. Мы их любили, мы им верили. Это были для нас авторитеты. Они работали рука об руку с нами…» На передвижных выставках, проходивших в Москве в стенах родного училища, работы учеников соседствовали с произведениями мэтров-педагогов, что имело, конечно, громадный воспитательный эффект. Молодёжь оказывалась в гуще художественной жизни с её лучшими примерами и ориентирами.
Михаил Васильевич Нестеров, один из самых талантливых учеников Прянишникова, оставил об учителе яркие воспоминания, позволяющие более полно представить колоритный образ художника: «Острым глазом осмотрев нас всех, пишущих этюды, внезапно перелезая через табуретки, так что ученики едва успевали сторониться, пробирался к намеченному одному из нас (быть может, ещё накануне), брал палитру и начинал поправлять, проще сказать – заново переписывать этюд ученика. Время шло, миновал час отдыха натурщице, а увлечённый сам и увлекший всех нас Илларион Михайлович писал да писал».
А вот ещё одна словесная зарисовка обстановки в классе Прянишникова, сделанная рукою того же Нестерова: «Илларион Михайлович не давал нам спуску и сильно не любил возиться с бездарными переростками, коих у нас было довольно. Он был человек пристрастный, хотя и честный. Облюбовав какого-нибудь паренька поталантливее, он перешагивал через десяток унылых тихоходов, чтобы добраться до своего избранника. Спрашивал палитру и, просидев часа три подряд, переписывал этюд заново, да как, и из натурного заходили посмотреть, полюбоваться, что наделал Прянишников».
Эти наблюдения стоит дополнить не менее выразительными воспоминаниями ещё одного ученика Иллариона Михайловича – Сергея Арсеньевича Виноградова: «На вид был как будто суров, но в исключительно живых и умных глазах светилась доброта, часто добрая ирония. Нависшие рыжеватые густые усы сливались с эспаньолкой, укрывая рот, прямые волосы с косым пробором, хмурые брови, а вот под ними-то и светились добрые-предобрые глаза. Одет всегда был в серый сюртучный костюм и любимая поза его была, заложив руки назад под фалды сюртука. Говорил низким баритоном, почти басом». Виноградов вторит Нестерову, утверждая, что Илларион Михайлович привечал способных учеников, не слишком много времени уделяя бесталанным.
В каникулярное время Прянишников покидал Москву и за лето успевал объездить несколько губерний, фиксируя свои впечатления многочисленными этюдами. С юных лет художнику была очень близка тема охоты, а в 80-е годы эта страсть проникла и в его творчество. В своих охотничьих произведениях Илларион Михайлович умело передавал атмосферу напряжённого ожидания в компании верного пса. Собак художник очень любил, разговаривал с ними, нисколько не сомневаясь в том, что они его понимают. Умиление преданностью четвероногого друга часто увлажняло глаза художника. Дочь Павла Михайловича Третьякова, Александра Боткина, вспоминала, какие приступы неудержимого смеха вызывали у слушателей остроумные рассказы Прянишникова о курьёзных охотничьих случаях.
Во второй половине 80-х годов Илларион Михайлович берётся за монументальные полотна из жизни русской деревни. Единство широкого пространства многофигурных композиций производило впечатление на современников художника. А для его потомков эти произведения, передавшие национальный дух в самых его естественных проявлениях, обрели ещё историко-этнографическую ценность. Мотивы трудных человеческих судеб на полотнах Прянишникова объединяются в общую протяжную народную песнь. «Какая у нас нынче выставка!!! – восклицал Репин, делясь со Стасовым впечатлениями о 15-й Передвижной выставке. – Не было ещё такой высоты исполнения. Не говорю уже о Сурикове, Поленове, но какие вещи Прянишникова – “Молебствие над лошадьми в воде”…» Упомянутую Репиным картину Иллариона Михайловича называют ещё «Спасов день на Севере». Художник, как уже говорилось, часто наведывался к родне в северную Вологодскую губернию. Лальские впечатления легли в основу многих его произведений – это и портреты, и жанровые сцены, в основном из жизни местных крестьян. И такие масштабные работы, как «Крестный ход», «Спасов день на Севере» и «Общий жертвенный котёл в престольный праздник», тоже имеют ярко выраженный лальский колорит. На картинах узнаваемы ландшафты окрестностей Лальска, архитектурные памятники этих мест.