Судьбы водят хоровод

А утром Валерка сделал ей сок. Как обычно.

Единственное, что было необычным и что Галка не сразу заметила, это отказ от рыбалки. Валерка не прикоснулся к удочкам ни разу с того самого дня, когда… Ну, с того самого дня.

Так они прожили эти страшные месяцы, которые измотали их так, что роды казались хоть каким-то финалом этого тягостного ожидания.

Он сам отвез Галку в роддом, когда начались схватки. Крепко поцеловал в искусанные губы и велел: «Держись, я рядом». Она ответила: «Знаю». Как-то обходились они без высоких и нежных слов. В эту минуту она почувствовала, не поняла, а именно почувствовала, что Валерка – гранитная скала, на которую налетел булыжник их горя. И этот булыжник треснул. Валерка оказался крепче.

Она родила здорового ребенка, мальчика.

Их сын поместился в статистическую погрешность медицинского анализа.

Эта история не вспоминалась в их семье. И не забывалась. Они никогда не говорили друг другу «А помнишь?» Они вообще не любили говорить на темы, выходящие за пределы бытовых вопросов. Но каждый раз, когда сын в детском саду скакал в образе зайчика, Галка видела, как смотрит Валерка. Так не смотрел на своего зайчика ни один отец. Валерка смотрел на сына, как на чудо, победившее даунизм.

Жизнь шла своим чередом. Вернулась рыбалка. Вместе с ней вернулись скандалы. Галка ненавидела уху и водоемы, леску и блесны. Но это шло как бы поверх их отношений. А в фундаменте лежал его вопрос: «Что мы с тобой, одного дауна не прокормим?»

На кухню Галка накупила ярких скатертей и полотенец, стало нарядно и весело. Но порой, когда они садились к столу, как морок появлялось видение беспомощного сына с лишней хромосомой. Перехватывало дыхание, и становилось смертельно страшно. Тогда Галка скорее переводила взгляд на мужа и видела своего Валерку, готового любить сына, каким бы он ни был. Любить, кормить, удерживать на плаву их семью. Страх отпускал, и жизнь катилась дальше.

Так и жили. Любили друг друга, как умели. Неброско, но надежно. Про такую любовь в книгах не пишут. Да и бог с ними, с книгами.

Кандидатская диссертация

Вероника Игнатьевна знала, что ее не любят ни врачи-коллеги, ни пациенты. Точнее, пациентки. Вероника Игнатьевна работала в женской консультации и неоднократно, проходя по коридору, слышала разговоры будущих мамаш о том, как бы им поменять врача. Все хотели попасть к Сталине Иннокентьевне, и все хотели убежать от Вероники Игнатьевны.

Это было по меньшей мере несправедливо. Сталина Иннокентьевна давно перешагнула пенсионный рубеж, она помнила, как рожали при царе Горохе. Обращалась к женщинам не иначе как «милочка» и «душечка». Хотя среди этих милочек были отъявленные стервы. Вместо курсов повышения квалификации она посещала церковь и дошла до демонстративного мракобесия – прямо в кабинете повесила икону. Настоящую икону, в потемневшем окладе.

У ее кабинета вечно собиралась очередь, потому что Сталина Иннокентьевна принимала женщин так, как будто работала не в государственном медицинском учреждении, а у себя на дому. На икону она смотрела чаще, чем на часы. При этом очередь не бузила, к главврачу с жалобами не бегала.

У Вероники Игнатьевны все обстояло с точностью до наоборот. Она была сравнительно молода – несколько лет назад ей исполнилось тридцать лет. В ее копилке золотую школьную медаль подпирал красный диплом медицинского института, и потому неудивительно, что она обладала выправкой ефрейтора и орлиным взором круглой отличницы. Вероника Игнатьевна выписывала научный журнал, непрерывно повышала свой профессиональный уровень, назначала пациенткам только современные препараты. Она работала четко и грамотно, как отлаженная производственная линия. Однако стоило Веронике Игнатьевне дать малейший повод, как очередная истеричка на стадии гормонального сбоя несла на нее кляузу главному врачу.

И начиналось. Главврач женской консультации вызывала к себе:

– Вероника Игнатьевна, вот опять. Опять на вас жалоба. Ну что же это? Вы же у нас молодой и самый перспективный специалист.

– Я права, – передернув плечиком, отвечала Вероника Игнатьевна. – Вы можете созвать консилиум, и я уверена, что мой метод лечения будет поддержан коллегами.

– Ну да, ну да, консилиум… Вы бы как-то помягче, что ли, объяснили той женщине…

– Простите, но я не обязана по совместительству быть еще и психологом. Я всего лишь врач-гинеколог.

– Ну да, ну да, психолог, гинеколог… Идите, – сдавалась главврач.

Вероника раздражалась на невежественных теток, которые носили в себе детей, но вместо квалифицированного медицинского сопровождения старались прорваться на участок Сталины Иннокентьевны. Говорят, они там даже сны обсуждали.

Вообще невежество бесило. Вот взять вчерашний день. Пришла одна такая. Ей четко и ясно говорят: «Синдром Дауна», а она стоит, моргает, не понимает. Ей опять: «Сбой в наборе хромосом». Как еще доходчивее объяснить? А она на своем простонародном диалекте: «Дурачок родится?» Ну как? Как с таким народом можно развивать высокотехнологичную медицину?