Судьбы водят хоровод

На следующий день Вероника кинула в рюкзак кроссовки и халатик и, тепло попрощавшись с Любашей, отправилась в аэропорт. С Владом она не стала прощаться. Вероника уезжала без ненужных страданий, потому что не верила в курортные романы. Разве что чуть-чуть, самую малость. Но она усилием воли закрыла это свое чуть-чуть в кованый сундук, задвинула в самый дальний угол души, а ключи выбросила в то самое озеро, мимо которого маршрутное такси везло ее в аэропорт.

* * *

В коридоре Вероника встретила Сталину Иннокентьевну. Ей предназначался самый большой и красивый магнит. Старый доктор доброжелательно приняла подарок и, как показалось Веронике, засмущалась.

– Как отдохнули?

– Превосходно, спасибо за совет. Курорт «Дальний» действительно оказался гораздо лучше «Ближнего», – сказала Вероника Игнатьевна тоном, в котором при желании можно было услышать намек. Или сделать вид, что фраза совсем невинная.

Но Сталина Иннокентьевна намек услышала. Какое-то время она разглядывала магнитик и разглаживала морщинистыми руками складки Кавказских гор, потом сказала:

– Я сегодня допоздна здесь. Заходите, чаек попьем. Мне сегодня одна милая женщина печенье принесла.

Вероника Игнатьевна пришла. Она села под иконой, приняла из рук Сталины Иннокентьевны чашку горячего чая и задала свой главный вопрос:

– Так вы все знали?

– Вы про что?

– Про шахтеров, про дырку в стене, про озеро…

– Разумеется, это же мои женщины.

– Но ведь это… Как-то… Неправильно, что ли.

Сталина Иннокентьевна улыбнулась.

– Дорогуша, вы, мне кажется, все превратно поняли. Вы решили, что отцами становились шахтеры?

– А вы как решили?

– А я привыкла верить своим пациенткам. Если они в графе «отец» указывали мужей, то так оно и есть.

Вероника снисходительно усмехнулась.

Сталина Иннокентьевна сделала вид, что не заметила, и продолжила ровно и доброжелательно:

– Видите ли, душечка, я давно живу. И знаю, что женщинам, чтобы дать начало новой жизни, иногда не хватает пустяка. Эти пустяки не продаются в аптеках. И приборами их не уловить. Я говорю об эмоциях. Им нужны взгляды мужчин, которым они нравятся. Вздохи, мечтания… Дефицит эмоций страшнее нехватки магния и витаминов. Я хорошо знаю женщин, которым подписывала курортные карты. Уверена, что отцами их детей стали их мужья. Но эмоции им дали, как вы выразились, шахтеры. Тут вы правы. Что же делать? Раньше были балы, танцы в клубах, флирт и интриги… А сейчас после работы только мытье посуды…

– Но вы же врач! Какие эмоции? Какие влюбленные взгляды? Это же дичайшее невежество.

Сталина Иннокентьевна развела руками и вскинула глаза к иконе.

– Мой опыт говорит об обратном. И чем больше я практикую, тем отчетливее вижу, как мало мы знаем о том, откуда к нам приходят дети. Кстати, с вашим умом, Вероника Игнатьевна, вы бы могли написать диссертацию о влиянии эмоций на деторождение.

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

Но глаза Сталины Иннокентьевны смеялись. Вероника совсем запуталась и, допив чай, вежливо попрощалась.

Вернувшись в свой кабинет, Вероника потерла виски и даже потрясла головой. Но странное чувство не проходило. Оно было сродни тому, как будто ей подставили подножку, но вместо того, чтобы упасть и больно удариться, она летит куда-то вверх, кувыркается в небесах и подпрыгивает на тучках, как на батуте. «А черт его знает…» – подвела она итог беседе. Закрыла дверь на ключ и пошла домой.

Она неспешно брела по городку, который готовился к осени. И ей казалось, что она тоже начала понемногу готовиться к осени своей жизни. Только летом можно лазить в дырку в заборе, чтобы попасть на танцы. Только летом можно вальсировать с мужчиной, понимая, что танец неизбежно закончится постелью. Только летом можно лежать под открытым окном, слушать стрекотание цикад и удивляться, как тихо спит шахтер. Совсем без храпа. И ей так захотелось, чтобы лето не кончалось, чтоб оно за нею мчалось… До слез захотелось приключений, любовной романтики, чего-то горячего и настоящего.

А вот читать научный журнал расхотелось. Совсем.

Вероника усмехнулась и повернула в проулок, где ее ждал дом, пропитанный одиночеством. Дом с большим книжным шкафом, набитым научными журналами. Стало так больно, что выступили слезы, и мир сквозь эту непрошеную влагу потерял былую четкость и оттого стал еще прекраснее. Печаль украшает мир, хоть и ранит сердце.

У подъезда стоял мужчина. Вероника отвернулась, чтобы скрыть слезы, и ускорила шаг. Но ее окликнули:

– Ты забыла косынку.

– Влад? – Она не верила своим глазам.

Он протянул ей Любашину косынку. Ту самую, с дичайшими розами.

– А то скажешь: пояс оттоптал, косынку украл. Должен же я защитить честь шахтера?

На небесах ангел-хранитель приколачивал тяжелой диссертацией, как кирпичом, звезды к ночному небу.

Чужая дочь