Судьбы водят хоровод

Так и случилось. Загорелый и подтянутый мужчина, словно сошедший со страниц глянцевого журнала, на ломаном английском поинтересовался у Ольги планами на вечер. Планами на ночь он уже не интересовался, потому что они были слишком очевидными. К утру он предложил ей неплохое содержание без перспектив женитьбы. Деловой подход не обидел Ольгу, а внушил уважение. Со своей стороны она внесла несколько поправок в условия их договора. Например, попросила перечислять ей деньги на счет не в евро, а в долларах. Яхтсмен счел это разумным. Предложение было принято, и договор вступил в силу. Отныне Ольга кушала в ресторанах и каталась на яхте, что хорошо отразилось на ее самочувствии.

Теперь телефонные переговоры с мужем проходили легче и позитивнее.

– Привет! Как ты там, дорогая? Держишься?

– Все хорошо, не переживай. Я приспособилась, все более-менее сносно.

– Молодец! А у меня тут засада. Придется еще посидеть в Москве. Вроде наклевывается что-то, но пока не буду говорить, чтобы не сглазить.

– Ну тогда и не говори. Лишь бы все получилось. Все? Пока?

– Подожди. Хочется все бросить, и к тебе… Ты скучаешь?

– Конечно, скучаю. Но я же все понимаю.

– Умница моя! Расскажи еще что-нибудь. Чем занимаешься? Мультиварку освоила?

– Я же говорю, что приспособилась к новой жизни. Делай свои дела и не переживай за меня.

Но Роман переживал. После телефонных разговоров с женой он находился в странном чувстве раздрая. С одной стороны, все хорошо, Ольга больше не ноет, претензий ему не вчиняет. Но, с другой стороны, все слишком хорошо. Как-то тревожно хорошо.

Роман знал, что прогнать тревогу могут только деньги. Если их будет много, то он перевезет Ольгу на Лазурный берег, и им снова будет хорошо вместе. Просто Черногория исчерпала себя, в ней кончилась батарейка счастья. А на новую батарейку надо заработать.

И Роман готовился сорвать новый куш. Он, как опытный паук, плел схему с участием черногорских партнеров, доблестной российской таможни, «прокладочных» фирм и запутанных договорных отношений.

Но тревога подгоняла его. «Нельзя торопиться!» – предостерегал он себя при свете дня. «Срочно! Скорее!» – паниковал он ночью.

Нервы сдавали, и Роман начал звонить жене по ночам. Но успокоения это не принесло. Ольга не брала трубку. «Спит», – успокаивал себя Роман. «Спит?» – сомневалось что-то темное внутри его. «Просто звук на ночь отключает», – объяснял он себе. «Зачем?» – шевелилось раздражение.

Утром Ольга перезванивала. Она была весела и доброжелательна. Но чем больше Ольга уверяла его, что у нее все хорошо и торопиться нет нужды, что она потерпит и в целом приспособилась к ситуации, тем громче в душе Романа звучал набат тревоги. Лучше бы она язвила и обвиняла его.

Роман начал торопить события. Ему срочно нужно вернуться в Черногорию на белом коне. То есть с деньгами, достаточными для нового витка счастья.

И он рискнул. Схема закрутилась на плохо отлаженных шарнирах.

Шарниры скрипели, и этот звук услышали в компетентных органах, где судорожно искали резервы для выполнения плана по пресечению экономической преступности. Конечно, там прекрасно знали, где эта самая преступность залегает, но имели четкие понятия, кого можно хватать, а кого нет. Преступность не там, где воруют, а там, где с ней позволено бороться.

Роман не относился к числу тех, кого нельзя арестовывать. От провала Романа могли спасти связи или виртуозность схемы. Связей не было, а на отлаживание схемы не хватило времени.

Результат оказался плачевным. Наручники защелкнулись как раз в тот момент, когда деньги были так близко. Достаточно было протянуть к ним руки и вновь вытянуть счастливый билет. Но увы, на этот раз фортуна играла за другую команду.

Дальнейшее было неправдоподобно по своей мерзости и скорости. В один момент от прежней жизни ничего не осталось, она оказалась скомканной, как использованная салфетка. Всего несколько дней в камере – и уже трудно поверить, что на свете есть море. Решетки на окнах моментально вытеснили из памяти легкие шторки. И были ли они?

Роман смотрел в одну точку на стене и заставлял себя думать о линии защиты. Но апатия брала верх. Ничего не хотелось. Ни защищаться, ни нападать, ни думать, ни вспоминать.

Безразличие поглотило его. Он плыл в пустоте, а где-то сбоку звучали голоса следователя, адвоката, прокурора. Со стороны Роман стал похож на замерзшую лягушку, вроде живой, но не вполне. Как будто притворяется мертвым.

В курилке адвокат советовался с прокурором, не стоит ли показать подзащитного психиатру. Все-таки странно ведет себя человек – ни слез, ни просьб, ни проклятий. Но решили не заморачиваться.

Приговор суда Роман выслушал спокойно не в силу мужества, а по причине безразличия ко всему, что напоминало о реальности. Он не хотел ни снисхождения, ни справедливости. Хотелось лишь, чтобы все поскорее закончилось и наступила тишина. Роман мечтал, чтобы все эти люди отстали от него, оставили его в покое. Впрочем, вряд ли замерзшая лягушка способна мечтать.