Наконец усилием воли удается прорваться. Воздух немного вибрирует. Но то, что передо мной, уж конечно, не мираж. В закрытых глазах на внутренней стороне век появляется виде́ние гигантского, неуклонно тянущегося наверх Дерева. Древо Жизни моего процесса. Я уже хорошо его знаю. Знаю даже человека, который посадил его. Все тот же капитан Дадоев. Появилось оно на свет еще в восемьдесят третьем. В одном из кабинетов Большого Дома. Росло там целых три года. Кто-то перевез через океан и закопал здесь. Старое дерево в чужой почве не укоренится, но мое еще молодое, прижилось. Корявые волосатые корни скрюченными пальцами прочно вцепились в болотистую почву Новой Англии. Растут вглубь, душат друг друга. Повсюду вокруг застаревшая плесень судейских отбросов, приглушенные запахи возвращения в мертвое. А Дерево Процесса прямо на глазах набирает силу.
Я поднимаю голову,
Дерево глубоко дышит. Ствол равномерно раздувается и опадает. Нелепо кривляясь, прыгают с ветки на ветку похожие на деловитых обезьян человечки судейского племени с прижатыми к телу большими желтыми конвертами. Лица различить невозможно, будто у них капроновые чулки натянуты на головы. Мне даже показалось, что среди них мелькнула моя, Ответчика, душа. Впрочем, не уверен. Не знаю, как она выглядит.
Даже когда меня не станет, Древо будет продолжать расти. И новые ядовитые мутно-серые плоды созревать будут на шелестящих от ветра ветвях.
Внезапно в узком просвете между листьями появляется солнце. Как видно, свернувшиеся в блестящую спираль лучи свили там свое гнездо. Две женщины, осененные Древом, стоят в пандан у подножия лицом ко мне. Покрытый струпьями и трещинами бугристый ствол, в котором вьется зеленоватая плесень, разделяет их. Залитая тонким жемчужным свечением Лиз, будто вытянутая из мутного воздуха прозрачным неводом, и по другую сторону Блаженная Инна. На левой вытянутой ладони ее, как и раньше, наша синяя птица-хранительница. Она покачивает из стороны в сторону своей вытянутой головой, поднимает вверх крылья и, не отрываясь, грустно смотрит на меня своими совершенно круглыми глазами.
Сейчас я вижу обеих женщин насквозь, словно тела и у Инны, и у Лиз стали до бесплотности прозрачными.
Освещение понемногу меняется, становится все более тревожным. Солнечное гнездо растворяется среди листьев. Женщины стоят в полной тишине, но голоса их бьются, глухо сталкиваясь, внутри моей головы. Я недоуменно перевожу взгляд с одной на другую, пытаясь понять, почему они становятся настолько похожими. Виде́ние приобретает объем, но в нем не хватает воздуха, внутри трудно дышать. Слишком низко пригнулись к земле ветви Дерева. Слишком много на них тяжелых плотных листьев.
На минуту высовывает из-за ствола совсем рядом с Лиз свою сверкающую, как выпуклое зеркало, загорелую лысину мой Защитничек. Вслед за лысиной, над которой зависло маленькое облачко темноты, появляется кадыкастая выя. Лица рассмотреть не могу, но уверен, что это он. Наклонив близоруко голову, будто поверх очков, смотрит на меня и начинает трясти Дерево. Листики протоколов осыпаются с ветвей. Пару раз с силой ударяет костяшками по стволу. И тогда, словно затычки выпадают у меня из ушей, я слышу приглушенный, но отчетливый звук. Ствол совершенно трухлявый! Точно в подтверждение моей догадки, прирученная синяя птица на ладони Блаженной Инны начинает радостно трепетать крыльями, стряхивая с них росу.
Защитничек между тем что-то там произносит. Слов разобрать не удается. В ответ жемчужная Лиз из племени бостонских браминов смеется, запрокинув лицо. Убедившись, что клиент опять его не понимает, Защитник разводит руками, заговорщически подмигивает. Потом сплевывает, полоснув меня коротким косым взглядом. Мелкие невнятные жесты пальцев копошатся в воздухе, перебирая друг друга. Вытягивает руки вперед и вдруг ныряет вниз головой! Будто его и никогда не было здесь. Стыдно, наверное, стало, что столько времени морочит мне голову, и вот решил провалиться сквозь землю.
И сразу же вслед за Защитником исчезает в густой листве протоколов и повесток синяя птица.
Свет медленно вытекает из запрокинутого вверх лица Лиз, оседает на склоненной фигуре Блаженной Инны. Они переходят друг в друга, становятся совсем неразличимыми, как это бывает лишь во сне.
Я отворачиваюсь от женщин своего процесса, глубоко дышу носом и ртом одновременно и наконец незаметно проваливаюсь в сон.