Суета и смятение

Эдит планировала каждый свой шаг. Едва не всякий божий вечер она вступала в схватку с отцом и частенько раньше времени отправлялась спать, дабы он увидел, что сотворила с ней его жестокость. Затем, когда он как-то начал раздувать ноздри от одного ее вида, она с трагизмом сообщила, что ей будет проще справляться с горем, если она уедет, ведь невозможно находиться в одном городе с Лэмхорном и ежесекундно не думать о нем. Вероятно, она смогла бы немного забыться в Нью-Йорке. Она уже написала школьной подруге, тихо живущей там вместе с тетушкой: месяц или около того посещений театров и ресторанов наверняка принесет мир в ее душу. Шеридан возопил от облегчения и выписал щедрый чек, а в понедельник утром она уехала, прицепив к траурному костюму букетик фиалок и расцеловав на прощание всех, кроме Сибил и Биббза. Не исключено, что она поцеловала бы и Биббза, но он забыл, что настал день ее отъезда, и, вернувшись вечером от пожирателя цинка, немало удивился тому, что ее не оказалось дома.

— Полагаю, они собираются там пожениться, — будничным тоном заметил он.

Шеридан, разувшись, сидел у камина и грел ноги, однако, заслышав это, рассерженно вскочил.

— Или ты убирайся отсюда, или уйду я, Биббз, — возмутился он. — Не хочу находиться в одной комнате с таким отъявленным идиотом, как ты! Она порвала с этим подонком; всего-то и надо было, что подержать ее пару-тройку недель вдали от него, и я СДЕЛАЛ это, всё в прошлом. Господи, убирайся прочь!

Биббз подчинился, отправившись туда, куда указывала всё еще забинтованная рука. Черный шелковый платок, придерживающий ее, тоже был на месте, на шее Шеридана, но ни предписания Гурнея, ни мучительная боль не могли удержать руку на перевязи. Раны, изначально бывшие легкими повреждениями, загноились, как только он впервые снял повязку, после чего лечение затянулось. Шеридан привык жестикулировать; у него, как он сам выразился, «не было времени помнить», что нужно соблюдать предосторожности, а когда пальцы беспокоили его, относился к боли с недоуменным негодованием, упорно отказываясь признавать, что она существует в действительности.

В субботу, последовавшую за отъездом Эдит, Гурней пришел в контору Шеридана перевязать раны и поговорить об одном неотложном деле. Но врач появился там чуть раньше назначенного времени и был вынужден подождать несколько минут в приемной, пока в кабинете шло что-то вроде рабочего совещания. Дверь оказалась чуть приоткрытой, и сквозь щель просачивались сигарный дым и голос — и то и другое исходило от Шеридана. Гурней прислушался.

— Нет, сэр; нет, сэр; нет, сэр! — Густой бас сначала рокотал, а затем взорвался громом. — Говорю вам, НЕТ! Меня уже от кое-кого из вас подташнивает! Стоит букашке-таракашке присесть на вас, и вы теряете всякую веру во всемогущество господне! Говорите, в стране плохо с капиталами. И что, даже если так? Хотя с чего бы вдруг, да и с НАШИМИ капиталами всё в порядке! Какая-нибудь газетенка напишет, что на рынке нелады, и вы вприпрыжку бежите в сарай прятать монетки по щелям! Наслушаетесь уличных болтунов, приходите сюда, рассаживаетесь и давай отговаривать МЕНЯ от большого дела! Но мы УЖЕ в деле, понимаете? Говорю вам, ЛУЧШЕ, чем сейчас, еще не было. Нынче самое время, большое время, и я не потерплю подобных разговоров. Страна крепко стоит на ногах, гораздо крепче, чем раньше, и этот город стоит вместе с ней — ему не рухнуть! — Тут Гурней услышал череду постукиваний и хлопков по столешнице. — Плохие времена! — горланил Шеридан, аккомпанируя себе ударами. — Трусливые толки! Говорю вам, настало великое время! Мы в благословенном краю, и мы отсюда НЕ уйдем! Вот и всё, джентльмены. Берем заём!

Из кабинета, тихо переговариваясь, вышли раскрасневшиеся начальники отделов, а Гурней поспешил внутрь. Интуиция не обманула его: Шеридан стучал по столу правой рукой. Врач устало побранил его, как можно тщательнее обработав вновь открывшиеся раны, а затем сказал то, что собирался, по поводу Роскоу и Сибил. Как и ожидалось, его слова были встречены с дружелюбной враждебностью. Но последствия разговора не заставили себя ждать: получив телефонный приказ, Роскоу через час сидел в библиотеке Нового дома.

— Гурней говорит, твоя жена в состоянии путешествовать. — Шеридан, как только вошел в комнату, сразу приступил к делу.

— Да. — С несчастным видом, уже привычным всем, Роскоу сидел в кресле. — Да, это так.

— Эдит уехала, и Сибил полагает, что и ей стоит попробовать!

— Ну, я бы так не сказал, — вяло возразил Роскоу.

— Да, мне передали, что ТЫ против! — В голосе отца звучала горькая насмешка. Затем он добавил: — Это же хорошо, что она отправится за границу… здесь-то ее не будет. Вряд ли кто из нас станет по ней скучать, а ты тем более!

— Не надо так говорить, — ответил Роскоу. — Этим вы никому не поможете.