Сухих соцветий горький аромат

Наступила долгожданная суббота. С самого утра я пребывала в состоянии радостного предвкушения похода на концерт моего кумира. Делать абсолютно ничего не хотелось, поэтому я, чтобы убить время, прогуливалась по магазинам, сидела в кафешке за углом, читала книгу и, наконец, выбирала наряд для вечернего мероприятия.

Времени у меня было предостаточно, и я продумала свой образ до мелочей. К приезду Сашки мои огненно-рыжие волосы были завиты крупными локонами, макияж подчёркивал небесную голубизну глаз, белое платье с открытой спиной струилось по моей фигуре и довершало впечатление лёгкости и грации.

— Что же ты делаешь со мной, Аня? От тебя глаз не оторвать, я не смогу вести машину, — восхищенно, с лёгким волнением в голосе проговорил Сашка.

— Тогда идём пешком, — смеялась я.

— Боюсь, что идти я тоже не могу.

— Тогда придётся вызвать такси.

— Дай мне минутку… Ты прекрасна!

— Спасибо, это приятно слышать, — довольно прощебетала я.

— Так что, ты готова?

— Я уже давно готова, по-моему, нас задерживаешь только ты: то у тебя ноги не идут, то голова кружится.

— Иногда ты бываешь совершенно несносной…

— Мне казалось, что сегодня я как раз таки сносна, — я улыбнулась.

— Ты не дала мне договорить, — Сашка взял меня за руку. — Но эту несносность я так в тебе люблю.

— Склонности к страданиям и мученичеству давно в тебе заметила, — рассмеялась я.

— Обожаю тебя! Идём, а то окончательно опоздаем.

Концертный зал Белорусской государственной филармонии был переполнен и гудел, как огромный улей. Мы разместились на своих местах и с нетерпением ждали начала.

— Как думаешь, он волнуется? — спросила я.

— Наверное. Но вряд ли очень сильно, это далеко не самая большая сцена, на которой он выступал.

— Интересно, что чувствует человек перед выходом на сцену, зная, что сейчас на него будут смотреть сотни глаз, его будут оценивать и, возможно, даже критиковать? Я бы сошла с ума от страха.

— Думаю, не все так остро воспринимают публичность, некоторым даже нравится находиться в центре внимания. К тому же, человек ко всему привыкает, ты же знаешь.

— С этим не поспоришь.

Вдруг свет в зале начал медленно гаснуть. Зрители, затаив дыхание, ждали появления артистов, наступила полная тишина, а через мгновение обрушился грохот аплодисментов — на сцену вышел Даниил Погодин.

Мелодичные, дивные, трепещущие звуки лились со сцены рокочущим водопадом и с силой обрушивались на слушателей. Они задевали потаённые, доступные только воздействию музыки струны души, пробуждая любовь, горечь, печаль, радость. Иногда все эти противоречивые чувства наваливались одновременно, и чудилось, словно человеческое естество неспособно вынести столько эмоций и не расколоться на части, но происходило противоположное — каждый открывал в себе новые возможности, новые живительные силы. Мы вдыхали ещё больше воздуха, когда лёгкие уже были переполнены, мы взмывали в небо ещё выше и касались руками звёзд, мы погружались в пучину моря и каждой молекулой своего тела ощущали его вибрацию.

Время мчалось незаметно, два часа пролетели как одно мгновение. Обращая к сцене влажные от слёз, восторженные взоры, мы стоя аплодировали раскланивающимся музыкантам оркестра и Даниилу Погодину.

Когда музыканты ушли со сцены, зрители начали медленно двигаться к выходам.

— Это было незабываемо! Даже слов нет, чтобы выразить моё восхищение, — проговорила я, оглядывая светящимся взглядом уже пустую сцену, — мне хотелось вобрать в себя каждую ноту, каждый звук, запомнить каждую секунду, чтобы потом ещё долго прокручивать в памяти.

— Да, необычайный концерт! Столько эмоций, — взволнованно произнёс Саша. — А ты не хотела бы пообщаться с Погодиным лично?

— А разве это можно устроить? — недоверчиво спросила я.

— Конечно. Нужно только подождать, пока все выйдут.

Мы начали медленно продвигаться против всеобщего движения к опустевшей сцене. У самых ступенек Сашка повернулся ко мне и сказал:

— Подожди меня здесь, через секунду вернусь.

Меня одолевало волнение, все слова, которые я хотела сказать, вдруг вылетели из головы, и я судорожно пыталась их вновь собрать и сложить в какую-то мало-мальски приемлемую словесную конструкцию.

Вдруг показался Сашка, за ним следовал сам Даниил Погодин. Он был худощавым довольно высоким мужчиной средних лет. Его гладко зачёсанные назад волосы на висках уже посеребрила лёгкая дымка седины. Тёмно-карие глаза смотрели уверенно и твёрдо. Сашка подал мне руку, и я поднялась на сцену к своему кумиру. Музыкант широко, приветливо мне улыбнулся и протянул руку.

— Добрый вечер, Анна, мне очень приятно с вами познакомиться, — сказал он, подкрепляя слова твёрдым рукопожатием.

— О, мне тоже очень приятно! Я в таком восторге! Спасибо огромное за бурю эмоций! Я даже слов нужных не могу отыскать…

— Спасибо вам! Благодарный зритель и слушатель — это лучшая награда для артиста, — он повернулся к Саше, выждал немного, затем, приподняв бровь и слегка наклонив голову на бок, проговорил: — Что ж, Александр, думаю, настало время мне что-нибудь исполнить только для вас двоих.