Сухопутная улитка

− Когда кажется, Любушкина, креститься надо, так моя бабка говорила, − Киса пошёл не оборачиваясь. Она так и стояла с рюкзаком в руках. Она так и не смогла обнять своего парня, бывшего парня.

Дома бабушка смотрела сериал. В телевизоре следователи ходили по школе и что-то выясняли: страшное и вместе с тем неправдоподобное, несуразное. Марина почему-то припомнила как Елена Валерьевна кумарила в лагере по мелодраматическому сериалу. Бабушка, вот, кумарит по бандитским сериалам.

– Марина! Обед на кухне. На тренировку идёшь?

− Иду, конечно, бабушка…

Это удивительно, но Елена Валерьевна не запретила Марине ходить, хотя тоже теперь знала о селезёнке. Со старшими Марина перестала тренироваться, а заместителем капитана сделали Варю. Марина чувствовала по интонациям Елены Валерьевны, что та пренебрежительно к ней относится. Она снова стала называть её Лапша. Снова, как и раньше, Марина бегала крайней в играх. Пасы ей давали мало. Но Марина заметила, что и к Соне Елена Валерьевна относится плохо. На тренировках было сносно. Марина разговаривала с девочками как обычно. И они ей отвечали, как обычно, как будто ничего и не произошло. А вот парни, когда сталкивались с Мариной в фойе или на улице, выставляли перед собой кулаки и начинали боксировать воздух, как бы защищаясь. Это было комично, все девочки и тренеры смеялись. Только Марине было совсем не смешно, ком подкатывал к горлу, хотелось плакать. А если так вёл себя Гена Гасилкин, то хотелось выть. Марине он до сих пор безумно нравился, он снился ей иногда, и тогда она весь день ходила счастливая…

После тренировки Марина прошла на кухню. Есть не хотелось. От запаха куриного бульона мутило – бабушка опять сэкономила и сварила не грудки, а ножку…

В комнате Марина подошла к аквариуму. Впервые с тех пор, как начались эти разборки, Марина заинтересовалась Юлькой. То есть она видела её на стене аквариума, и еду бросала, но не больше, землю не меняла, под краном не купала. Юлька и сама виновата: вела себя странно, по руке не ползала, рассказы Марины не слушала, сразу «бежала» в угол аквариума. Марина подошла и ласково позвала свою ахатину, свою улю-уличку:

− Как ты, Юлька? Я же про тебя стих сочинила!

«Стих» Марина сочинила, пока стояла на линейке позора перед седьмыми-девятыми классами.

Марина усадила Юльку на руку и продекламировала:

Сухопутная улитка!

Ты ползёшь ужасно прытко,

Домик круглый покидаешь.

Прыг − в троллейбус, исчезаешь.

Едешь, уля-уличка,

Переулком, улочкой

Рожками шевелишь,

Домик не жалеешь.

Говоришь:

− Тут новый домик

Он гудит, он бодр и звонок,

Рожки впились в провода,

Тряска, ветер − красота.

Шевелю я рожками,

Прыгаю немножко.

Я объеду круг-маршрут,

Не волнуйся, тут я, тут!

Остановочка. Ползу.

Домик снова я везу.

Свой, родной, а не железный.

Хмур, обижен − не любезный.

Я тебя не предавала!

И троллейбус не нахал.

Дом! Я век тебя катала!

Вот и он меня катал.

Пока читала, Марина всё смотрела на Юльку, всё надеялась, что та покажет рожки – ведь раньше, когда Марина прикасалась к ней, она сразу показывала рожку. Но комочек в домике-скорлупе оставался невозмутим и неподвижен − глух. Марина читала и читала стихотворение, ещё, и ещё раз, слёзы текли у неё по щекам, капали с подбородка: неужели и Юлька её бросила? Неужели и она? Она подошла к аквариуму, чтобы высадить Юльку на стекло. И тут Марина заметила, что на дне аквариума что-то шевелится, всё плыло перед глазами, какие-то разводы, палочки-колбочки, как говорила билогичка. Марина вытерла глаза, присмотрелась и отшатнулась: всё дно аквариума было усеяно мелкими улитками. Как так? Когда Юлька успела? Валерика давно отдали Кисе. Прошло пять месяцев, как Валерика нет! Может, всё дело в этой парилке? Может уля мутировала…

− Ах! Ты так! – непонятно чему разозлилась Марина. Она перенесла аквариум на кухню. Из горшка, стоящего тут же, на подоконнике она взяла совок, вынула его из земли, брезгливо соскребла всю землю вперемежку с малюсенькими улиточками, сложила это «добро» в кастрюлю, пошла в туалет, вытряхнула в унитаз и спустила. Несколько улиточных детёнышей упали рядом, на пол. Марина смачно раздавила их домашней тапкой с вышитыми розовыми собачками – у Соньки в лагере тоже были такие домашние тапки, домашние позорища – усмехнулась тогда Марина, а в сентябре купила себе такие же в акции по 150 рублей.

После первого слива многие улитки всплыли – их было ужас сколько, Марина слила ещё раз, и ещё, потом стала носить воду из ванной и сливать и сливать противных детёнышей… Они всё не хотели тонуть, прикреплялись к стенкам унитаза… Они цеплялись за жизнь. Они же прожили не меньше недели, успели её познать, осознать, полюбить.

Когда вода в унитазе стала кристально чистой, Марина села в угол кухонного уголка, с торжеством посмотрела на опустевший, с разводами грязи на стекле, аквариум. Юлька сидела на стене.

− Надо же: я убила всех твоих детей, а тебе по фиг! – сказала Марина.

− Мариночка, − бабушка шаркала в туалет. – С кем ты говоришь?

− Да ни с кем. Ты видела, что в аквариуме творится?