Суккубус

Она успокоилась, лишь услышав плач Джейкоба. Позвонила Брендсу и попросила отвезти ее домой. Спустя год она застала Куртни с любовником. Спустя месяц она застала с тем же любовником своего сына. И все это повторялось. Снова и снова. Снова и снова… Дени работал. Брендс наблюдал. А Ивона превращалась в комок нервов, который время от времени срабатывал, как бомба замедленного действия, если, конечно, перед этим она не успевала напиться и уснуть в беспамятстве. Когда Джейкобу исполнилось пять, терпение ее лопнуло.

– Ты должен что-то сделать, Дени, – сказала она супругу. – Наш сын и эта шлюха – они позорят нас, втаптывают в грязь! Месяц назад я видела, как Куртни выходит из домика Сопли. А вчера, в день рождения нашего внука, я застала этого черномазого в комнате для гостей. Представляешь, я захожу, а его член торчит из задницы Бобби! Прямо из задницы! Дени! – Она швырнула в стену недопитый стакан. – Клянусь, иногда мне кажется, что их переимел весь город, и когда я иду по улице, то люди шепчутся за моей спиной и показывают на меня пальцем. Они имели моего сына. Они кончали в рот матери моего внука, – Ивона отвернулась от мужа. Подошла к окну. – Позаботься об этом, Дени. Позаботься, иначе, клянусь, я сделаю это вместо тебя.

Свой шестой день рождения Джейкоб встретил сиротой. Куртни и Бобби Маккейн погибли в лифте, сорвавшемся с высоты пятидесяти семи этажей. Коронеры говорили, что после удара о железобетонные плиты они стали почти одним целым – окровавленный кусок мяса, сплетенный между собой костями и сухожилиями. Дени, как и полагается отцу, судился сначала с инженерами, разработавшими столь ненадежную конструкцию, затем с компанией, обслуживающей лифты, и даже с производителями электромоторов и стальных тросов. Но в итоге, сославшись на некомпетентность правосудия, оставил это дело. Джейкобу на тот момент исполнилось десять лет, и больше всего на свете он любил деда и дядю Билли. Один учил его работать, другой мечтать. Ивона… Ивона учила внука быть мужчиной. Таким, каким был ее отец. Таким, каким был его дед. Иногда, встречаясь с Себилой, она говорила, что хочет познакомить ее и Джейкоба.

– Ты дашь ему то, чего не даст ни один из нас.

– Я дам ему то, о чем каждый из вас не мог даже мечтать. Но позже. Намного позже.

Но Ивона не хотела ждать. Она требовала, кричала. А потом пила, пила, пила…

– Что ты делаешь, Ив? – спросил ее однажды Дени, выбрав тот редкий момент, когда скотч и отчаяние не затмевали сознание супруги.

– Я просто боюсь, – призналась она. – Боюсь, что Джейкоб станет таким, как Бобби. Боюсь, что не увижу, как он вырастет.

– Ты не умрешь, Ив. По крайней мере, не так скоро.

– Все мы когда-нибудь умираем, – она улыбнулась. Налила себе выпить. – Знаешь, Дени, у Себилы есть какие-то планы на Джейкоба. Особенные планы.

– Он не принадлежит ей, Ив.

– Нет. Каждый человек кому-то принадлежит. Мы, например, принадлежим этому дому. А этот дом принадлежит Себиле. Я понимаю, ты мужчина и тебе сложно признать это, но… Но я не боюсь этого, Дени. Мы всего лишь рабы. Рабы на службе этой женщины. И единственное, чего я хочу, так это увидеть за свою жизнь как можно больше. – Она выпила. Налила еще. – Ты сильнее меня, Дени, поэтому поговори с ней, попроси не томить меня ожиданием.

Он промолчал. Промолчал, хотя мыслей было слишком много. Ивона не была его другом. Никогда не была. Так же, как он никогда не был рабом.

– Мы должны избавиться от Себилы, – сказал он в эту ночь Брендсу.

– Власть сводит тебя с ума, Дени.

– Не будь стариком.

– Я и есть старик.

– Черт! Не смей отворачиваться от меня, Билли! – Маккейн взял себя в руки. – Не сейчас. Прошу тебя.

– И ты тоже ее боишься.

– Боюсь.

– Мы все не более чем буквы в этой истории, Дени.

– Она забрала у меня Бобби, Билли. Но клянусь, я не позволю ей забрать у меня Джейкоба.

– Прости, Дени, но ты сам забрал у себя Бобби.

– Ты знаешь, у меня не было выбора. Я сделал это ради внука.

– Почему ты думаешь, что выбор есть у тебя сейчас?

– Его и сейчас нет, Билли. Я принял решение, и, надеюсь, ты поможешь мне.

– Да-а-а… Мне шестьдесят три года, Дени.

– Смерть невозможно упустить, Билли. Но вот жизнь… Жизнь упустить можно.

И Брендс снова бежал. Бежал после стольких лет затишья и оседлой жизни.

* * *

Рем.

"Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью. Похоть же, зачавши, рождает грех, а содеянный грех рождает смерть". – Послание Якова, гл. 1.

– Мистер Брендс! – Рем бежал за стариком. – Билли Брендс!

– Я могу вам помочь, молодой человек?

– Мне сказали, вы искали меня, – Рем остановился, переводя дух.

– Я искал не вас, а того, кто может дать совет и, может быть, помочь.

– И насколько глубока ваша печаль?

– Боюсь, вы слишком молоды для своего сана, – Брендс улыбнулся.

– Я просто быстро учусь, мистер Брендс.

– И что же вы изучаете?

– Все.

– Все?! Не слишком-то по-христиански, юный святой отец.

– Апостол говорит: "Да исследует человек самого себя и затем лишь вкусит от того хлеба".

– Иногда даже апостолы говорят истину.

– И люди.

– Но реже.

Они выбрали тихий бар. Заказали выпить.

– Верите ли вы в Ад, юный святой отец?