Сулла бы одобрил

– Последний и решительный бой, – ответил я. – С Интернационалом воспрянет род людской. Так раньше назывался глобализм, не знала? Только суровый и решительный, не то, что нынешнее племя.

Она посмотрела на меня исподлобья.

– Напарник не нужен?

Чувствуется, что не просто вырвалось, а вопрос постепенно созревал, как тесто на пару, сейчас уже вылезает из-под крышки, я был к нему готов, потому ответил, не задумываясь:

– Нет, не нужен. Справляюсь. Но если хочешь…

Она сказала пылко:

– Хочу!

Я уточнил, так надо, потом передумывать поздно:

– Уверена?

Она отбросила одеяло, соскочила на пол, обнаженная и решительная, с горящими глазами и красиво очерченной грудью с ярко-красными вытянутыми кончиками.

Я насмешливо наблюдал, как она одевается торопливо и с нашей точки зрения бестолково, даже в рубашку всовывает чисто по-женски голову, а потом долго барахтается там, пытаясь попасть в рукава, в то время как мы, люди, сперва просовываем руки в рукава, быстро оглядываемся по сторонам, это чтоб никто не подкрался и не ударил дубиной, потом одним молниеносным движением продеваем голову в ворот и сразу же снова видим все вокруг, а врага заметим издали.

Наконец кроссовки, я сказал мирно:

– Вот теперь можно и кофе. А что? Его много не бывает.

Она спросила чуточку разочаровано:

– А твое… задание?

– Пусть стемнеет больше, – пояснил я. – Прокатимся мирно и тихо, любуясь ночным городом.

Она взглянула исподлобья.

– А ты… любуешься?

Я ответил уклончиво:

– Думаю, большинство говорят то, что принято. А на самом деле, как можно любоваться тем, что видел уже сто раз?.. В новой математической формуле изящества и прекрасности больше, чем во всех египетских версалях мира.

Она взглянула недовольно, насчет математики явно не согласна, но насчет любования городом, похоже, я влупил в яблочко. Иногда в самом деле как бы ничо так, остальное время просто брешешь, любоваться принято, иначе как бы не совсем светлый и наполненный культуркой.

Бифштексы она жарила быстро и умело, я устроился на кухне и, включив телевизор на стене, быстро пробежался по новостным каналам.

Она дважды оглянулась от плиты, спросила с недоверием:

– Успеваешь усваивать?

Я усмехнулся, мог бы и в миллион раз быстрее, но в мире черепах и я черепаха, ответил мирно:

– Дык ничего серьезного. Не буду же я до конца смотреть на главном канале, с кем Катя Букина спала вчера и с кем спит сегодня, и почему надела юбку в клеточку.

Она вздохнула.

– Никто это не навязывает простому народу! Что люди хотят смотреть, то им и показывают. На Первом канале футбол, на Втором повтор матчей ММА… Народ доволен. А вот ты…

Я спросил с любопытством:

– А что со мной? Знаю очень многих с таким отношением к будущему. Ты слыхала о такой науке, как пенология? Зря ее стали забывать, потому в мире и такое всякое непотребное.

Она взглянула вдруг очень серьезно, даже голос изменился, когда произнесла почти шепотом:

– Ты ученый… а сейчас в вашем мире непонятно что творится.

– Ты о чем?

– Вообще о науке, – сказала она. – Верно, все ускорилось, не успеваем… То дети от трех родителей, то печень прямо в теле на замену старой, то старую кровь омолаживают так, что человек перестает седеть, даже морщинки разглаживаются…

– Да, – согласился я, – это важно, чтобы морщинки.

– Не язви, – сказала она сердито. – В тебе тоже что-то не совсем… Слишком правильный! А человек должен быть хоть наполовину свиньей. В идеале на треть. Но совсем без свинства уже не человек. Особенно мужчина.

– Ждешь, что захрюкаю?

– Ты хрюкаешь, – ответила она серьезно. – Но иногда чудится, что прикидываешься. И что без хрюканья тебе проще.

– Серьезно?

Она кивнула и продолжила тем же серьезным голосом:

– Сейчас закон спохватился, начал запрещать всякие несанкционированные властью эксперименты… Нельзя развивать ИИ, вторгаться в гены, проводить опыты с нервной тканью человека, что-то еще, не вспомню…

– Правильное решение, – сказал я.

Она взглянула с вопросом в глазах.

– Да?.. А то мне кажется, ты из этих… биохакеров. Хоть вроде бы в белой шляпе, как уверяет Марго, но мне кажется, твоя шляпа больше серая, а иногда чернее черной ночи.

Я сказал мирно:

– Доверяй подруге.

Она перевернула шипящее и брызгающее каплями сока мясо на сковородке, покачала головой, не поворачиваясь ко мне.

– Знал бы ты, как она часто ошибалась!

– А ты? – спросил я.

Она чуть повернула голову, на ее красиво очерченных губах на миг мелькнула грустная улыбка.

– Вроде бы ни разу… по-крупному. Потому у меня нет и даже не было бойфренда.

– И как?

Она повела плечом.

– Терпимо. Иногда одалживала у Маргариты. Хотя нет, не одалживала, просто чисто для секса. Это как иногда беру ее шляпку на вечер.

– А Маргарита?

Она посмотрела с некоторым удивлением.

– А что Маргарита? Так мы чаще видимся. Когда мужчина один на двоих, даже удобнее. Но я редко одобряла ее выбор. Это сейчас ты заинтересовал нас обеих. Ее – безупречностью манер, так она сказала, а меня загадочностью.

Я уточнил с некоторым смущением:

– Значит, мне тоже предстоит…

Я замялся, подбирая слово, она договорила ясным голосом и глядя мне в глаза:

– Предстоит.