— Капни-ка крови, — и пододвинула к ней тарелку с каким-то отваром. Лале оглянулась на девушек: только Зара согласилась так сделать. И всё же, проявив отвагу, Лале проколола палец и капнула даже несколько капель, а потом зажала палец платком. Женщина всматривалась в растворяющуюся в отваре кровь, а потом посмотрела в глаза Лале — и снова в отвар. — Странные вещи я вижу, госпожа, — и повертела головой. Бубенцы на её платке зазвенели.
Девушки позади с интересом поглядывали. Храбрились, только Сафие опустила голову, словно хотела уйти. У неё одной всё непонятно, а теперь и у Лале.
— Вы как цветок, который медленно завянет. Вокруг, — гадалка прикрыла глаза и вдохнула шумно через нос, — тьма! Она исходит от белой ткани, разрисованной… семь рулонов вижу. Из-за них тебя ждёт дурной конец, враг, что стоит вдали от твоего света и прячется во тьме, желает поражения, отчаяния, опустошения, — она снова посмотрела в отвар и заговорила быстро-быстро: — Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях… — она подскочила, схватила миску и побежала к камину, выплеснула всё на дрова. — Если это всё, — почему-то от неё повеяло испугом, как будто она увидела намного больше, чем рассказала, — я пойду, — и поспешила к дверям. Зара за ней: золото отдать.
Нурай и Сафие переглянулись, а затем подбежали к Лале, которая не сдвинулась с места. Разрисованная ткань… семь портретов? Враг во тьме желает поражения… златой град падёт. Единственный золотой город — Константинополь! И единственный, кто намерен его завоевать, — Мехмед.
— Лале, вставай, — Нурай и Сафие подхватили её под руки. Неужели та женщина что-то сделала?
Она ещё будет рисовать?
Много дней ушло, и Лале забыла о злосчастном пророчестве. Рисовать портреты больше не хотелось. Но что-то в душе поднимало бурю. Как будто близились перемены для всего мира. Думать о чём-то великом страшно, и Лале старалась просто жить. Жить и любить, поддерживать дядю и друзей. Старалась нести им только хорошее. Но всё чаще ей казалось: чем больше она прикладывает сил, тем быстрее приближается нечто плохое.
Аллах даёт, Аллах забирает. Какие испытания для них уготованы?
†††
Раньше Лале часто оглядывалась, когда шла в конюшни на встречу с Владом. То есть делала всё, что привлекает внимание. Но он ей объяснил, что так нельзя. И после она стала уверенней в себе, и ходила туда спокойно. А сегодня хотелось лететь! На улице людей оказалось мало, в самой конюшне только Влад. Лошади стояли спокойно, головы повернули в сторону девушки, а после снова принялись за сено. Влад, как и должен был, уже отмыл Гедже, Бояна, своего коня, и теперь принялся за Граната, того «хорошего», испугавшегося зайца.
Она не успела подойти, как Влад обернулся, услышал её тихие шаги. Их скромные улыбки. А, осмотрев наряд Лале, Влад вернулся к работе:
— Госпоже не пристало в грязи пачкаться, — она подошла к коню с другой стороны. Надо вывести его за конюшню и там мыть.
— А ещё госпожа не должна учиться в школе с мальчиками, ей нужно прикрывать голову и вообще помалкивать, — Лале положила руки на спину коня, но тот только головой повёл в её сторону, фыркнул и продолжил стоять.
— Ух, какие мы сегодня злые, — Влад даже не посмотрел на неё, провёл руками по длинной гриве. — Надо обрезать, — Лале потянула к ней руку, погладила, а затем дотянулась до пальцев Влада. Он осмотрелся, а потом поспешил прильнуть к губам госпожи. Лёгкий, едва уловимый поцелуй. Рисковать нельзя. Расцепив руки, они повели коня на улицу. От помощи девушки отказались, ей оставалось только наблюдать.
В компании друг друга им было уютно и помолчать. Но Влад решил поговорить на запретную для них тему.
— Сегодня ходжам Мустафа снова предлагал нам, — то есть юным аристократам из вассальных государств, — подумать о принятии ислама. Учёные мужи говорят, что пора раздавать должности по заслугам, а в дворцовой школе обучается много талантов, — он сделал голос максимально похожим на учителя. Лале опустила голову. — Я решил подумать об этом… — Гранат послушно ждал, когда его вымоют. Но недовольно зафырчал, стоило Владу отложить мочалку.
— А как же Валахия? Я знаю, что ты хочешь вернуться и помочь своему княжеству добиться независимости, — даже если он готов отказаться от своей цели, Лале напомнит ему, поддержит.
— Наследник отца Мирча, не я, — он подошёл на расстоянии вытянутой руки.
— Когда-то Раду сказал, что править должен ты, — в ответ раздалось лишь удивлённое «о». Лале приподняла голову: кажется, ему смешно.
— Мама не считала, что Мирча способен править, я больше похож на нашего отца, — у старшего брата Влада действительно не было амбиций. Ах, Влад, именно поэтому… а впрочем, скоро узнаешь.