Наступило странное затишье, враги по-прежнему оставались невидимыми. Среди обломков двух фургонов виднелись запертые сундуки, в которых хранились драгоценные Серые тетради. Я вознамерился выйти наружу, чтобы объединить горгулий и повести их в бой, истребить лучников, засевших в подлеске. Не обращая внимания на умоляющие взгляды Амертины, я отодвинул ее кресло и открыл ставню большого окна. Но одна из горгулий помешала мне вылезти. Склонившись с крыши, она всадила в подоконник свои острые когти, соорудив импровизированную, но, увы, непреодолимую решетку. Приказ существа был понятен без слов: я не имею права выходить на улицу. В то же мгновение на опушке леса загорелся небольшой огонек, который внезапно превратился в сияющую черту, с сухим шумом вонзившуюся в стену фургона. Огненная стрела.
— Горгульи, в атаку! — что было силы заорал я, вцепившись обеими руками в каменные когти, преграждавшие выход. — Дьявол вас раздери, наступайте, да наступайте же!
Горгульи выдвинулись в сторону наших врагов, лишь некоторые из них подскочили к фургону, чтобы предотвратить пожар.
— Эй, ты, — прорычал я, обращаясь к той горгулье, которая хотела защитить меня. — Приказываю освободить меня и помочь спуститься на землю.
Существо испустило жалобный стон, разрываясь между необходимостью повиноваться и страхом за мою жизнь: оставив укрытие, я становился уязвимым для стрел.
— Нет, не ходи! — взмолилась Амертина, хватая меня за рукав. — Нет…
— Это приказ! — повторил я.
Горгулья сдалась, она протянула лапы в окно, чтобы помочь мне спуститься. У врагов на холме наконец-то появилось имя: кехиты. Огненные сполохи превращали горгулий в живые факелы, и в этом свете были отчетливо видны широкие и темные рубашки неприятеля, платки, скрывавшие лица. Кехиты отказались от луков и, закинув их за плечи, сражались широкими кривыми саблями.
Я схватил Тень и кинулся к врагам.
—
Безразличные к укусам пламени, горгульи сошлись с противником врукопашную, так что в конечном итоге загорелись сами кехиты. Понемногу их крики начали перекрывать тот страшный грохот, что возникал от столкновения сабель с камнем. Меж тем пол
Внезапно я ощутил запах паленого мяса и увидел прямо перед собой кехита, готового к атаке. Мужчина с обожженным лицом взмахнул саблей. Я сделал резкий финт и вонзил Тень недругу в бедро. Раненый кехит издал дикий крик. Он выбросил руку с оружием вперед, но рапира оказалась проворнее. Ее острие вошло кехиту прямо между глаз.
—
Мы явно выигрывали бой. В сопровождении вездесущих горгулий я погнался за последними выжившими воинами. Никто из них не желал сдаваться и уж тем более молить о пощаде. Мы загнали их в лес, где перебили всех, даже раненых: ни один кехит не должен покинуть этого холма, чтобы рассказать кому бы то ни было о сражении.
Когда мы вновь вернулись на склон, зарядил мелкий ледяной дождь. Он погасил пламя, облизывающее трупы. Я обыскал тела, которые пощадил огонь: я надеялся обнаружить некое послание, малейшую улику, объясняющую, кого ждали в засаде кехиты. Но не нашел ни единой зацепки. Возможно, это был один из отрядов, что рискнул углубиться в баронство Рошронд, преследуя остатки разбитой ургеманской армии? Отсутствие жанренийцев заставило отказаться от подобной версии. Кроме того, казалось, что кехиты поджидали именно большой караван типа нашего. Но они должны были тут же заметить горгулий, охраняющих фургоны. А если заметили, то почему решили дернуть судьбу за хвост?
Пять фургонов, не пострадавших в битве, выстроились на поляне у подножия холма. Во главе каравана стояли Оршаль и его пол
Их намерения были очевидны, в тягостном молчании мы сошлись лицом к лицу, Оршаль и я. Пол
—
— У нас нет достаточно весомого повода для сражения, — ответил я.