Сумеречные королевства

Внезапно рыцари расступились, чтобы пропустить еще одного всадника: Мезюм, сводный брат. Он восседал на черном скакуне, положив обе руки на луку седла. Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, а затем начал самым сердечным тоном:

— С приездом, Агон. Молва бежит впереди тебя. Мы ждали тебя с нетерпением.

На его обычно припудренном лице сейчас лежала печать войны. Впалые щеки, затаенная усталость в глазах. Он накинул на плечи широкий плащ, покрытый грязью. Впервые я видел у него на поясе широкую шпагу в ножнах.

— Ты сильно изменился, брат, — сказал мне Мезюм. — А кто эти актеры, что сопровождают тебя?

— Горгульи, а также выжившие маги, готовые служить этому королевству.

Мезюм вздрогнул и обернулся.

— Вы слышали?

— Да, они слышат, Мезюм, и они знают, что я приехал, чтобы вернуть свои земли.

Мой сводный брат сделал столь резкое движение, что лошадь прянула в сторону, а ее ноздри затрепетали.

— Вернуть? — повторил Мезюм. — А разве ты когда-то владел этими землями? Наш отец и помыслить не мог, что Школа Ловцов Света исчезнет, как только ты переступишь ее порог. Но это ничего не меняет в его завещании. Ты покинул школу, Агон, пусть даже и не вернулся к Наставничеству. И сегодня существует один-единственный барон Рошронд, то есть я.

— Все верно, — согласился я. — Но война стучится в двери наших владений. И если должна заговорить кровь, то моя кровь, а не какого-то там бастарда.

Его рука сжала эфес шпаги:

— По какому праву ты так со мной разговариваешь? Я встретил тебя, как брата, а ты осмеливаешься оскорблять меня? И это тот, кто покинул замок, поклявшись больше никогда в него не возвращаться! Баронство — не собака, которой свистят, когда начинается охота. Если хочешь влиться в наши ряды, ты должен присягнуть мне на верность.

Присутствие рыцарей заставило меня задуматься. Я боялся шокировать их или, что хуже, потерять их уважение, если обнажу Тень и убью Мезюма на месте. Он получил титул на законных основаниях, я не мог этого отрицать. Необходимо дождаться более удобного случая, а главное, убедиться, что Эвельф ничем не рискует, и уж тогда решать судьбу сводного брата.

— Ты прав, — бросил я. — Меня ослепила усталость. Прости мою неучтивость, барон, и позволь мне обрести убежище на твоих землях.

Мезюм не поверил моим словам, но рыцари успокоились, увидев, что я уступил. Эти люди свято чтили феодальные законы и не потерпели бы, если бы я зарезал их барона, даже если враг уже подобрался к самым границам Рошронда.

— Мы проводим вас в замок, — заявил Мезюм. — И этим вечером отпразднуем твое возвращение, брат.

Мы покинули побережье. Чем ближе мы подъезжали к манору, тем чаще встречали вооруженных людей: рыцарей, сержантов, солдат и ополченцев, суетящихся вокруг той или иной деревни или моста, сидящих у костра или у простого фонаря. И хотя все они казались утомленными и плохо вооруженными, можно было почувствовать их ярость и жгучее желание поскорее схлестнуться с жанренийцами и кехитами. Не раз на опушках леса нам попадались импровизированные виселицы. Я ехал верхом в компании Мезюма, и последний с кривой усмешкой указал на гниющие тела: «Шпионы, предатели или жанренийские агенты».

Баронство накинуло на плечи плащ войны. Многочисленные гонцы мчались вперед по землям Рошронда, чтобы известить жителей о моем возвращении. Несмотря на наступившую ночь, сельская милиция помогала нам преодолевать густонаселенные поселки, прокладывая путь среди телег, везущих оружие и провиант. Мое имя было у всех на устах, и его повторяли не только уроженцы баронства. Издали я неоднократно замечал штандарты семей, прибывших с далекого Юга, или одежду обитателей севера Ургемана.

Мы с Мезюмом скакали во главе отряда, и, несмотря на горгулий, чей вид порой пугал подданных или вгонял их в ступор, сам факт, что мы вместе, воспламенял сердца простого народа. Однако мое сердце болело. Я впервые столкнулся с воодушевлением, подстегнутым Оршалем и его магией. Он так старательно распускал слухи о моей исключительности, что люди искренне изумлялись, не видя рядом со мной многочисленной и непобедимой армии. Каждая улыбка, каждый воздушный поцелуй, каждое прикосновение к стремени превратились в пытку, порождая новые сомнения в душе. Кто я такой, чтобы вести этих мужчин и женщин в битву, которая для многих, безусловно, закончится гибелью? Сбившийся с пути затменник, обреченный мучить Танцоров, чтобы получать магию. Возможно, аккордник, но ни в коем случае не рыцарь, не военачальник, способный противостоять двум королевствам, заключившим союз, направленный против Ургемана. Я думал о Дьюрне, о предназначении Школы Ловцов Света. Быть может, было бы лучше, если бы я стал серым кардиналом и сейчас манипулировал Мезюмом, оставаясь в тени?