Сумеречный город

Цвета, силуэты, вкусовые ощущения, звуки… все это оживало внутри его сознания. Он был архитектором, создателем этого прекрасного и одновременно ужасного мира.

Данте чувствовал зависимость от своего воображения и от качества своего существования… Как будто растворяясь в этом своем сне, он сможет стать счастливым и забыть о том, что заперт в одиночной камере.

Поначалу он мог сохранять спокойствие в этой неотступной темноте. Темнота окружала его, обнимала, как будто они были одной крови. Но хотя в его жилах текла кровь Никса, он был ваеганцем не в первом поколении и не мог существовать без солнечного света, свежего воздуха, звуков окружающей жизни. Без всего этого он был ничем, земляным червем, который потерял направление движения.

Он застрял во мраке и попросту умирал.

После гибели дона Солера его перевели из обычной одиночной камеры в эту.

Данте сидел под замком, но с него ни на минуту не снимали оков, выкованных из материала ноктанского происхождения, который называли «убийца света». Изначально «убийцу света» использовали с целью ослабить магию луминов, а потом люди Витае открыли, что это относится ко всем видам магии.

Наручники на него надели, едва он ступил на территорию Стелы Смерти. Нокс в отчаянии пополз вверх по руке хозяина, но уйти от «убийцы света» не смог и, немного потрепыхавшись, уменьшился в размерах, а потом и вовсе исчез.

Бывали дни, когда Данте умудрялся относиться к своим оковам как к какому-нибудь аксессуару. Но большую часть времени он ощущал их тяжесть и то, как они заполняют собой все его существование.

Он тосковал по теням, по тому, как они ласкали его кожу и превращались в его доспехи. Тосковал, вспоминая, как ночь окружала его невообразимо яркими звездами, будто он был каким-нибудь потерянным принцем, которого они помнили и перед которым преклонялись.

«Наследник Ластрайдеров, – не так давно перешептывались люди. – Однажды он станет главой своего дома, но еще его могут выбрать преемником короля».

Теперь его ждала другая участь.

Данте мог бы позволить утащить с собой Таисию. Но он слишком хорошо помнил дни ее «Жертвоприношений», то, как она лежала на полу перед дверями в кухню и стонала от злости и унижения.

В такие моменты он садился рядом с сестрой, чтобы она не мучилась в одиночестве, следил за тем, чтобы она хотя бы воды попила, и это притом что за помощь игроку сам лишался очков в их игре.

Таисия – его сестра. Она была в ярости, а он ее любил и меньше всего на свете хотел, чтобы она страдала.

«Я облегчу вам задачу, – сказал дон Солер, когда пришел переговорить с Данте и встал рядом со стулом, к которому был прикован его пленник. – Признайтесь в убийстве прелата Леззаро, иначе вы будете не единственным Ластрайдером, кого настигнет кара его величества».

Дон был прав – при таком раскладе выбирать не приходилось.

Данте размял затекшие плечи. Он плохо спал в этой проклятой дыре, но пытался хоть как-то занять себя, когда не мог заснуть. Практиковался в магии поздно ночью, в часы, когда его одиночество нарушал лишь размеренный звук шагов стражников. Мела у него не было, поэтому он чертил символы и глифы на ощупь в пыли и с легкостью стирал их одним взмахом ладони.

Иногда, когда удавалось заснуть, он снова оказывался в комнате прелата.

Мертвый Леззаро со сломанной шеей был рядом. Данте слушал его указания и наблюдал за сотворением круга заклинаний. Пятиконечная звезда, символы миров, имя, которое произнесли укрытые тенью губы и которое отравляло его дни.

Данте знал, что между мирами в непознанных и недостижимых черных пустотах Вселенной обитают демоны.

Знал, что их можно призвать, если назовешь их настоящее имя.

Знал, что они за свои услуги потребуют приношение, иначе их неудовольствие выльется в насилие.

Знал, что выбраться из Стелы Смерти сможет, только призвав одного из этих демонов.

Дверь открылась, и в камеру шагнула офицер Ябарра.

Данте понятия не имел, какой это был день или время суток. Однажды она приветствовала Данте сдержанной улыбкой, и она единственная из стражников обращалась с ним как с человеком. Ябарра даже позволила ему побриться, когда щетина стала просто раздражающе длинной.

Сейчас ее лицо было словно высечено из камня.

– Ластрайдер, – сказала Ябарра, – сегодня вам пришло время помыться.

Данте не сразу вспомнил, как складывать слова в предложение.

– Собираетесь снова вылить на меня ведро воды?

– Меня бы это устроило, но нет. Мы должны убедиться, что вы не заболеете.

– Даже притом что меня в скором времени ждет виселица? – просипел Данте и закашлялся. – Но я не прочь хорошо выглядеть на собственной казни.

Ябарра тяжело вздохнула, пристегнула цепь к наручникам и повела его, как корову на бойню.

Данте понимал, что циркуляция крови – это важно, поэтому все время заключения старался ходить по камере, но все равно плохо ощущал свои ноги, пока шел по тюремному коридору. Ябарра дернула за цепь – это была молчаливая команда идти впереди нее.

Стражники не спускали глаз с заключенного.