Сумеречный город

Он купил три дротика. Повертел первый между длинными пальцами, как будто хотел оценить его вес, и только потом метнул. Тот попал в край центра мишени, следующие два вонзились совсем рядом.

Зрители одобрительно засвистели и захлопали в ладоши, а хозяин палатки, вздохнув, передал ему приз – серебряный браслет. Фин с улыбкой повернулся к Николасу и попросил:

– Покажи запястье, которое меньше нравится Луксу.

Николас удивленно приподнял брови и задрал рукав на левом запястье. Лукс спрятался в его сумку на ремне и, услышав свое имя, начал слабо светиться.

Николас подумал, что Фин хочет подарить ему выигранный браслет, и удивился, когда тот надел на его руку плетеный браслет с подвешенным к нему амулетом в форме дерева, а сам надел выигранный и слабо улыбнулся.

Браслет-амулет был легким, но Николас странным образом чувствовал его тяжесть. В животе стало горячо, жар по спирали поднялся к лицу, и это тоже было странно.

– Я думал, он тебе дорог, разве нет? Ты же напал на меня из-за него.

– Я не собираюсь на тебя нападать. – Фин смотрел то на браслет, то в глаза Николасу. – Пусть он будет твоим талисманом.

– Талисманом?

– Ну, знаешь, лорды и леди перед турниром дарят своему воину-фавориту на удачу какой-нибудь сувенир. Завтра будет не турнир, но, думаю, ты меня понял.

У Николаса сжалось сердце. Он обхватил ладонью браслет и согрел своим теплом серебряный амулет в форме дерева.

– Я… – Он ощутил какую-то странную дрожь в груди. – Спасибо тебе.

Фин вытер ладонью нос и смущенно отвернулся.

Но тяжелое ощущение неловкости не отступало.

Они дошли до конца улицы, где давали кукольное представление для детворы. Марионетки слегка напоминали четырех богов, а само представление было незатейливым – боги грубо шутили, кричали и дрались между собой. Николаса накрыла волна детского смеха, и одновременно он почувствовал во рту привкус желчи.

Он развернулся и быстро, как только мог, пошел прочь от света и детского смеха.

– Ник? – крикнул ему вслед Фин.

Он только начал обретать покой, и вот теперь умиротворение начало расползаться, как ветхая ткань, обнажая скрытый под ним панический страх.

Как только стало темнее и тише, Николас остановился, прислонился к стене ближайшего дома и постарался перевести дыхание.

– Ник! – К нему подбежал Фин. – Что случилось?

– Завтрашнее представление, – прохрипел Николас. – Не ходи.

– Почему? – Фин нахмурился.

– Просто не ходи. Прошу тебя, обещай, что не пойдешь.

Фин немного подумал и кивнул:

– Хорошо, если для тебя это важно, обещаю. Но сдается мне, это больше чем представление.

Николас набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Как для такого найти слова? Как объяснить свое решение и свою логику?

– Иногда… – осипшим, словно сорванным от крика голосом начал он. – Иногда у меня возникает это чувство… Это жутко и противно здравому смыслу, но иногда я жалею, что появился на свет. В такие моменты мне кажется, что, если бы меня не было, всем было бы только легче. Я бы не создавал никому проблем, да и сам бы избавился от груза обязанностей, которые все равно не могу выполнить.

Николас так долго держал, даже хранил эти слова в себе, что сразу пожалел о том, что сказал их вслух. Но они прозвучали и теперь принадлежали этому вечеру, этому месту и Фину.

Он так и не смог, просто не набрался смелости сказать об этом Таисии. Не смог даже в моменты их неподдельной близости, когда она признавалась в том, что родители, как ей кажется, ее ненавидят, или в том, что она никогда не сможет исполнить фамильный долг.

И с Ришей он тоже об этом никогда не говорил. Она бы наверняка так обеспокоилась, что попыталась бы что-то предпринять.

А с Анжеликой он был не настолько близок, чтобы даже вскользь поднимать эту тему.

Вообще-то, Николас ожидал, что Фин попытается его приободрить, или станет как-то возражать, ну или примется задавать вопросы. Но тот посмотрел наверх, на только-только появившиеся звезды, и тихо, как будто они были в базилике, сказал:

– Со мной тоже такое бывает. Кажется порой, что без меня и проблем было бы меньше, и мир стал бы лучше.

Николас нахмурился. Странно было услышать такие слова от такого простого с виду парня. И тут Николас вдруг понял, что почти не знает Фина, не знает, что он за человек и чем живет.

И возможно, никогда уже не узнает.

Фин отвернулся, но Николас успел заметить знакомое выражение лица. Точно такое он часто видел утром в зеркале.

Выражение чувства вины.

– Просто знай: я рад, что ты рядом, – сказал Фин. – И я хочу, чтобы все так и оставалось.

Он был абсолютно серьезен, а в его голубых глазах было столько печали, что Николас едва снова не сорвался, едва не открылся, но не от ощущения близкой гибели, а чтобы выпустить что-то… лишенную солнечного света виноградную лозу.