Сумеречный город

С его телом все было иначе. Оно было как сосуд, в котором смешались удовлетворение и печаль… Солнечное затмение на фоне чистого неба. Слова Фина не могли изменить его реальность, но они стали для него целебным бальзамом, островком покоя в бурлящей повсюду воде. Тяжесть постепенно сползала с плеч Николаса и разливалась у ног, а Лукс, словно звезда в черном небе, засветился у него на бедре.

Они были едва знакомы, но хорошо друг друга понимали. Николас хотел, чтобы в его жизни было больше таких наполненных светом, вкусной едой и разными играми вечеров. Хотел перестать думать о том, что все, что бы он ни делал, бессмысленно, потому что это важно для одного человека, и этого более чем достаточно.

Вот только Николас никогда не умел добиваться того, чего хотел.

* * *

Вернувшись на виллу, он сразу понял – что-то не так. Сердце чаще застучало в груди, а Лукс выбрался из сумки на поясе и полетел к лестнице. Откуда-то сверху доносился громкий голос отца.

Николас взбежал по лестнице и ворвался в комнату матери.

От увиденной картины у него чуть не подкосились колени.

На бежевой стене кровавый отпечаток руки, на полу такие же кровавые следы, как будто кто-то хотел начертить некий символ.

И в центре этих кровавых пятен сидела его мать, а над ней стоял отец.

Мадея рыдала, Варен бушевал и, судя по голосу, был близок к истерике.

– Проклятье, ты думаешь, это так просто! – кричал он с побагровевшим от злости лицом. – Так ты думаешь, да?

Мадея захлебывалась слезами и не могла произнести ни слова в ответ. Темные влажные пряди волос прилипли к ее ввалившимся щекам.

Николас опустился на колени рядом с матерью:

– Мама, что…

– Не прикасайся к ней, Никша, – прорычал Варен, – она больна.

– О чем ты вообще? – Николас осторожно осмотрел порезы на руках матери, на ее изрезанное, пропитанное кровью платье. – Что ты с ней сделал?

– Я ничего с ней не делал! – завопил Варен и с грохотом повалил на пол комод у него за спиной. – Я дал ей все, ни в чем не отказывал, и вот как она мне отплатила!

Николас посмотрел вниз и похолодел. То, что ему сначала показалось корявым символом, на самом деле было начерченным кровью двойным кругом с ромбом в центре.

Его мать пыталась начертить круг заклинаний.

Варен шумно дышал и занимал слишком много места, чтобы Николас мог сосредоточиться.

«Иногда я жалею, что появился на свет».

Он понимал, какие муки испытывает мать. Разбитая и заново склеенная с помощью горя и страха ваза. Но понять – это одно, а увидеть своими глазами – другое. Она словно вырезала это на своих руках.

Николас взял лицо матери в ладони. У него дрожали руки, серебряный амулет на подаренном Фином браслете отражал свет свечей.

«Просто знай: я рад, что ты рядом».

– Мама, – прошептал Николас и слезы покатились по его щекам. – Мама, прошу, посмотри на меня.

Но Мадея так ослабла, что даже глаза открыть не могла.

«Зачем ты пыталась начертить круг заклинаний? Что ты хотела вызвать?»

– Позови врачей, – сказал Николас и начал рвать рубаху, чтобы хоть как-то перевязать руки Мадеи. – Она истекает кровью.

Варен тяжело задышал и со всей силы ударил его по голове.

Мадея, почувствовав, что сыну грозит опасность, мгновенно пришла в себя.

– Варен! – закричала она.

– Как ты смеешь мне указывать! – в бешенстве прорычал Варен.

Николас повалился на пол и обхватил голову руками.

– Я ничего для вас не жалел! – не унимался Варен. – Все вам отдал!

И тут Николас понял, что его настигла расплата. Он часто думал о том, почему пепельные мухи выбрали не его, а Риана, лучшего из сыновей и будущего команданте.

Это не было каким-то трагическим поворотом судьбы. Просто мир жесток и полон опасностей.

Мадея попыталась закрыть сына своим телом. Николас ухватил ее за запястье, такое холодное в сравнении с его горячей рукой.

– Почему это был он, а не ты? – спросил Варен, заливаясь слезами.

Выходя из комнаты, он так оттолкнул дверь, что от ручки осталась вмятина в стене.

Николас медленно сел и прижал к себе мать, пытаясь услышать, как бьется ее сердце. Он не был уверен, что оно вообще бьется.

* * *

Чуть позже Николас отвез мать в больницу на улице Гоуэлл. Это было неприметное здание на обочине узкой дороги, без каких-либо надписей или символов на фасаде. Больница была построена специально для аристократов, здесь они могли получить необходимую медицинскую помощь подальше от посторонних глаз.

Мадею перенесли в палату, чтобы омыть и зашить раны. Николас, обхватив колени руками, сидел у входа и тупо смотрел в пол. Серебряный амулет на подаренном Фином браслете касался его большого пальца.

«Просто знай: я рад, что ты рядом».

После смерти Риана страх новой утраты усилился, и Николас порой забывал, что у него с матерью были общие страхи и она, как и он, хотела увернуться, прежде чем на нее обрушится удар.

Подумал он и о том, что его единственная стратегия для Ночи богов – просто стать приношением, позволить всему этому закончиться, в полной мере почувствовать гнев Фоса и больше уже никогда об этом не тревожиться.

– Милорд, – окликнула его одна из медсестер, – о вашей матери позаботились, и она зовет вас.