Сумеречный Сад

Но Агата упоминала Ч. раньше? После того, как я сказала, что не принесла ничего в подарок. Она убежала искать его, потому что он якобы должен знать, что делать. Полагаю – со мной.

Сэм осматривает гостей.

– Мы говорили с ним несколько минут назад.

– Да, да, я видела. Он был с вами, когда мы говорили по трое.

Ч. – Чарльз Диккенс?

Я присоединяюсь к Сэму и ищу в темноте бороду и викторианскую одежду.

Агата заламывает руки, скользя глазами по лицам гостей.

– Я хотела поговорить с ним. Но потом, после, он… Кажется, он исчез.

Она так произносит эти слова, что мне становится не по себе. Будто Ч. не просто отошел в сторону поболтать с кем-нибудь в тени или ушел домой, не попрощавшись.

Исчез. Тон не растерянный – зловещий.

Но, в конце концов, мы говорим с Агатой Кристи. Она, наверное, ждет подвоха и составляет список подозреваемых.

– Он должен быть где-то здесь, – говорю я, не имея ни малейшего понятия, правда ли это. Вечер продолжается вечно? Гости устают? Уходят домой? Но куда они уходят? Может, у каждого есть свои железные ворота рядом с домом.

Я подавляю смешок при этой мысли, ведь Агата действительно обеспокоена.

– Да, да, я надеюсь. – Она оглядывает нас с Сэмом, будто пытаясь считать на лицах признаки злого умысла. – Что ж, если вы его увидите…

Сэм дотрагивается до ее руки и смотрит в глаза.

– Мы обязательно отправим его к тебе.

Они как будто поняли друг друга без лишних слов – или мне только показалось?

Агата убегает прочь.

Я оборачиваюсь к Сэму, но что сказать?

– Надо бы отнести, – он указывает на смятую папку в моих руках.

Я вздрагиваю. Похоже на давний кошмар: встаешь, чтобы сказать речь, а на тебе нет одежды. Двумя руками прижимаю папку к себе.

Эти несколько страниц заняли у меня большую часть выходных и много труда. Каждый раз, когда я бралась за перо, перед глазами вставали знаменитые писатели и художники, встреченные мною в Саду, и каждый из них приносил подарок на стол. Могу ли я создать что-то достойное места рядом с работами Ван Гога и Т. С. Элиота?

Сэм наблюдает за мной.

– Я пойду с тобой, – говорит он мягко.

Кто этот человек? Неужели он тоже боится?

В выходные, прокрастинируя историю, я немножко поискала в Интернете скульпторов по имени Сэмюэль. Их нашлось немного, и никто из них не выглядел как футболист, в свободное время позирующий для рекламы. Может, его даже зовут не так.

Я прокашливаюсь и делаю пару шагов под сень приветливого дуба, к столам с кушаньями и столу подальше – с горой подарков.

Музыканты закончили настраиваться, и звучит одинокая скрипка – нежная и печальная, будто женщина оплакивает потерянную любовь.

Мы с Сэмом останавливаемся, пораженные мелодией.

Присоединяются другие инструменты, затем из тени выходит женщина и поднимает голову к небу.

Она невероятно красива: светлые волосы волнами спадают на лицо, ее полные губы, и когда она улыбается аудитории, глаза ее так выразительны, что кажется – она видит только меня.

Она поет.

Я всегда любила оперу, но почти не разбираюсь в ней. Я побывала на нескольких концертах, и все мне понравились. Из популярных арий я составила плейлист, и он играет в магазине среди прочей музыки раз в неделю.

Но ее пение… Честь – стоять рядом с такой талантливой исполнительницей. Песня на итальянском льется рекой, будто это ее родной язык, музыка заполняет сердце без остатка и хочется плакать…

– Пойдем, – Сэм шепчет на ухо. – Тебе нужно принести свою историю.

Он тянет меня за руку.

Я с усилием отрываю себя от представления и иду к дереву.

Мы обходим столы с едой, вновь заставленные изобильными подносами и заваленными тарелками, и подходим к рукописям и холстам, музыке, инструментам, скульптурам и книгам.

Желтая папка в моих руках напоминает о школе. Три металлических язычка вставляются в дырки на бумаге и распрямляются, чтобы ее удержать. Прошлой ночью я выудила ее из старой коробки в шкафу. Похоже, я купила ее лет десять назад.

– Ах, какое облегчение! – Я слышу знакомый голос.

Поворачиваюсь к Агате.

Она улыбается, глядя на папку.

Осмелюсь ли я попросить ее прочесть? Сказать, стоит ли моя работа похвалы?

Я думала об этом все выходные. По правде говоря, я написала ее только потому, что могла получить оценку своих способностей, и поэтому я принесла ее, хотя и убеждаю себя, что главная причина – получить доступ в Сад и спасти Книжный.

– Вперед, дорогая. Оставь ее на столе, – Агата кивает.

Другие писатели оставили свои рукописи в непереплетенных стопках, и даже так они выглядят более профессионально, чем моя папка за доллар.

– Я только выну листы. – Я складываю бумаги на стол и открываю заглавную страницу. Нужно только разжать металлические язычки…

Первая страница пуста.

Но как? Я уверена, что печатала заглавие.

Я перелистываю на следующую страницу.

Пусто.

Теперь я уже пролистываю весь документ – пусто, пусто, пусто. С губ срывается вздох.

– Что такое? – Агата подходит и смотрит мне через плечо.

Я поворачиваюсь к ней и почти не удивлена, когда вижу на ее лице что-то похожее на ужас.

– Я… я не знаю, что случилось. Она была здесь…

Писательница хмурит брови и поджимает рот.

– Почему ты ее принесла?