Сумеречный Сад

Мы все мечтаем о нашей далекой стране, и мне в определенной степени стыдно говорить об этом. Я как будто совершаю что-то неприличное. Я пытаюсь вскрыть безутешный секрет в сердце каждого из вас… Этот секрет мы не можем спрятать и не можем рассказать, хотя нам хочется сделать и то, и другое.

К. С. Льюис

– Мне было десять, – начинаю я тихо, будто выдыхаю.

Сэм склоняется немного ближе ко мне.

Хочу ли я поделиться с ним своими неудачами?

– Десять лет. Я тогда писала историю, может, год или два. Я никому не сказала, даже Ба. – Я отвлекаюсь от воспоминаний. – Ба меня вырастила. На самом деле, она мне не бабушка, а приемная мама. Родителей своих я не знала.

– М-мм, – Сэм гудит из глубины груди, и я ощущаю сочувствие.

– Я принесла ее в школу. Хотела показать любимой учительнице, попросить ее прочитать. Я себя уверяла, что мне нужна ее помощь, хотела узнать, как писать лучше. Конечно, мне хотелось, чтобы она сказала: «Идеально!»

Я чувствую, как он кивает, хотя смотрю только на свои руки.

– У меня тогда почти не было друзей. Я была… странным ребенком, наверное? Не знаю. Но в школе была новенькая девочка, я ей, кажется, нравилась. Нас друг к другу тянуло.

Я опираюсь на скамейку; вопреки моим ожиданиям, она ровная, нешероховатая.

Сэм молча ждет продолжения рассказа.

– История была в папке.

Я останавливаюсь, видя перед мысленным взором скоросшиватель, похожий на тот, что я принесла сегодня. Только что вспомнила об этом. Мне немного не по себе от совпадений.

– Мои одноклассницы нашли ее. Мы с моей новой подругой гуляли по школьному двору, но тут я услышала, как Эшли – мерзкая, ехидная девчонка – читала вслух мою историю остальным.

Сэм вздыхает, понимая, к чему все идет.

– Разумеется, они смеялись. А когда увидели меня, Эшли стала размахивать папкой в воздухе и кричать: «Вот она, наша великая сочинительница!»

«Она воображает себя Мэри Поуп Осборн!» – сказала другая девочка Эрика.

Я поворачиваюсь к моему собеседнику.

– Мэри Поуп Осборн – знаменитая детская писательница. – Я до сих пор не знаю, когда Сэм жил и скажет ли ему что-то это имя.

Он молчит, облокотившись на колени и сцепив руки в замок.

– Я пыталась отобрать папку, но Эшли продолжала читать, пока все смеялись и говорили: «Сказки – это для малявок!»

– А твоя подруга?

– Молчала. И после этого мы уже не дружили. – Тру пальцами лоб, где за глазами зреет мигрень. – Весь год они меня дразнили. Поднимали на смех за попытку быть знаменитой, на все, что я рассказывала, отвечали «глупые выдумки» и всем говорили, что я живу в мечтах, а не в реальности.

– Они тебя стыдили. За то, что ты была собой.

– Да.

В его кратком ответе – все, что я чувствовала почти двадцать лет.

Я молчу, чтобы прочувствовать момент – принятие своей раны – тяжелый, как атмосферное давление.

– Но были и другие случаи, когда тебя высмеивали?

Я киваю.

– Я долго не показывала никому свои работы. Поступила в местный университет и после выпуска присоединилась к кружку писателей. Мы встречались каждую неделю и делились друг с другом своими черновиками.

– Хорошо иметь сообщество из собратьев по творчеству.

– Я тоже так думала. Но когда подошла моя очередь, я принесла роман, который к тому моменту писала года два, и его… раскритиковали.

– Что они сказали?

В памяти выжжена Кора Оберман, ее тонкий нос и редеющие на висках волосы, искривленные в ухмылке губы – как она выплевывала слова вроде «приторно-сладкая» и «безудержный идеализм». Стыд, желание сбежать из круга складных стульев как можно скорее.

– Что книга слишком наивная, нереалистичная – слишком обнадеживающая.

– Ха!

Я бросаю взгляд на его ухмылку.

– Смешно?

– Безумие. Красота – это прежде всего надежда. Наивысший комплимент ты сочла за критику.

– Поверь мне, это был не комплимент. Они разнесли мой роман в пух и прах, сказали, что сто лет назад я, может быть, прославилась бы, но сейчас никто такое читать не будет.

– А другие писатели в этом кружке… У их работ много поклонников?

– Нет, там не было профессионалов. Просто начинающие.

Он склоняет голову, подняв брови – очевидно, что он хочет сказать.

– Ты думаешь, что их мнение многого не стоит.

– Я думаю, что ты слушаешь не тех людей. Настоящее содружество творцов будет подталкивать тебя идти дальше, стремиться к совершенству. Не обрубать тебе крылья.

Я оглядываю гостей вечера вдалеке.

– Вот что у вас тут происходит, так ведь? Настоящее содружество.

Тоска колет сердце так сильно, что тяжело дышать.

Сэм смотрит в ту же сторону.

– И ты – его часть.

– Нет. По крайней мере, пока нет. Пока я не принесу что-то стоящее.

– Ты все еще не понимаешь, так ведь?

– Помоги мне понять. А. сказала – мои слова исчезли, потому что я принесла историю из неправильных побуждений. Что я сделала не так? Какие побуждения – правильные?